Сибирские огни, 1980, № 3

156 НИКОЛАИ КУЗИН И потому представляется, что энергичные попытки обоих упомянутых критиков по­ мочь литераторам «стать классиками» (по­ мощь такая, разумеется, носит опосредо­ ванный характер) грешат аналогичной дис­ пропорцией, над которой иронизировал Толстой, а потому и не воспринимаются со­ чувственно. Да и сама столь глобальная проблема, выдвигаемая во главу угла кри­ тиками и решаемая методом субъективной констатации, выглядит чересчур отвлечен­ ной от действительно болевых проблем жи­ вого литературного процесса наших дней и... вызывает тревогу иную: почему в ра­ ботах некоторых критиков нет-нет да и про­ рываются настойчивые желания унифициро­ вать творческие искания художников слова по своему образу и подобию. Вот об этом- то и стоит, пожалуй, поговорить. В самом деле. Так ли уж тревожен факт малого появления шедевров на ниве совре­ менной словесности? И соответствуют ли сетования на оное истинному положению дел? В. Шапошников, прибегая к арифметиче­ ской статистике (хотя опять же оговарива­ ется, что не резонно поверять «искусство арифметикой»), упрекает «наш просвещен­ ный век» в том, что он не дал миру «ни но­ вого Толстого, ни Достоевского, ни Чехова», а за последние годы не вышло произведе­ ний, за которые «можно смело поручиться, что их удел — бессмертие». К русской клас­ сике 20-го века В. Шапошников относит «Ти­ хий Дон», «Хождение по мукам», «Двенад­ цать стульев», «Угрюм-реку» и еще ряд не названных персонально книг, написанных в «первой половине века». Будем признатель­ ны критику, что он все-таки причислил к лику классических и некоторые произведе­ ния «просвещенного века» (правда, зачис­ ление в один ряд на правах равнозначимых гениального «Тихого Дона» и добротно сде­ ланного бестселлера «Двенадцать стульев» выглядит странновато), однако мы склонны считать, что в активе нашей прозы есть еще немало произведений, вполне могущих пре­ тендовать на право называться классически­ ми (М. Пришвина, А. Платонова, Л. Леоно­ ва, М. Булгакова, сказы П. Бажова, не говоря уже о горьковской эпопее «Жизнь Кли­ ма Самгина»), в том числе и те, что появи­ лись в последние годы,— от «Привычного дела» В. Белова до бондаревского «Берега» и повестей В. Распутина. Но не будем навя­ зывать своего мнения читателю, полагая, что он и без нашей подсказки знает: луч­ шие произведения последних лет останутся в истории литературы, -несмотря на скепти­ ческие умозаключения и статистические вы­ кладки усомнившихся в их «бессмертии» критиков. Юрий Бондарев в книге «Поиск истины» приводит такой эпизод из истории отечест­ венной словесности, когда «в солидном журнале второй половины 19-го века... не­ кий критик писал приблизительно так: «Где золотой век отечественной литературы? Где Пушкин? Лермонтов? Где яркие талан­ ты? Нет, мы живем в период литературных сумерек, когда не на ком глаз остановить!» А в то же время в оглавлении журнала стояли имена Толстого и Тургенева». Комментировать приведенный Ю. Бонда­ ревым случай, наверное, нет необходимос­ ти. И хотя в номере журнала, где опубли­ кована статья В. Шапошникова, нет обнаде­ живающих имен, разве исключено их появ­ ление в дальнейшем? Теперь о конкретном выявлении-выясне­ нии В. Шапошниковым причин «малого по­ явления шедевров» в наши дни. С восхити­ тельной наивностью (или иронией?) критик упрекает некоторых современных прозаи­ ков в том, что они слишком добросовестно следуют рекомендациям старых школь­ ных учебников по литературе и потому, сле­ по подражая классикам, грешат описа- тельностью, штампами и т. д. Я читал те произведения, о которых ведет речь кри­ тик (повести М. Голубкова «Малые Ключи­ ки», Л. Беляевой «Семь лет не в счет»), со­ гласен с некоторыми конкретными упрека­ ми в адрес этих писателей относительно их подражательности классикам, но никак не могу понять: при чем тут С. Флоринский, A. Зерчанинов, Д. Райхин — авторы действи­ тельно не совсем удачных учебников? Не­ ужели критик всерьез полагает, что М. Го­ лубков и Л. Беляева в своей творческой практике следовали наставительным реко­ мендациям давнишних школьных учебни­ ков? Зачем понадобилось критику примити- визировать природу художественного твор­ чества писателей, хотя и не претендующих в классики, но, безусловно, одаренных? Для того, чтобы высказаться поориги­ нальней, а попутно и «отомстить» С. Фло­ ринскому и К°, которые, видимо, внушили нашему критику в свое время догматиче­ ские правила «создания» произведений? К сожалению, оригинальность тут грани­ чит с явной передержкой, низводящей ра­ боту писателя до заурядного графоман- ства. А что, если бы высмеянные В. Шапошни­ ковым авторы вообще не были знакомы с упомянутыми учебниками,— может быть, они писали лучше? Повод для такого вопро­ са есть, ибо следом за критикой М. Голуб­ кова и Л. Беляевой автор статьи «Чтобы стать классиком» говорит о некоторых на­ ших мастерах слова, которые смеют про­ являть «непочтительность» к классикам, со­ ревноваться с ними и даже... побеждать. Критик приводит отрывок из «Царь-рыбы» B. Астафьева, посвященный описанию ран­ него утра, сравнивает его с тургеневским, из «Бежина луга», и отдает первенство ас­ тафьевскому пейзажу. А ведь хорошо из­ вестно, что В. Астафьев в силу р'яда жиз­ ненных обстоятельств не был знаком с учебниками Флоринского и Зерчанинова — не потому ли егр и не зацепила болезнь эпигонства? И если предположить, что М. Голубков и Л. Беляева тоже не ведают о хорошо изученных В. Шапошниковым школьных пособиях по литературе, то вся ирония критика пойдет насмарку, не так ли? Говорить о недостатках нашей усреднен­ ной прозы надо, только коренной бич этих недостатков сокрыт отнюдь не в подража