Сибирские огни, 1980, № 3
12 ВЛАДИМИР ПОЛ ТОРАКИН Выходило, что пробуждение Оглухова и приезд Ларисы Метелиной могли высветить сразу две тайны. Но все по порядку. Приглядимся к нашему’ дню попристальней. И начнем, пожалуй, с первого этажа. Эта^с первый В этот день, вечером, кроме всего прочего открывалась юбилейная выставка художника Кержина, нашего учителя рисования в Заозерске в потом педагога художественного училища. Я получил приглашение на юбилей. Прилететь из нашей Сугатовки теперь можно быстрее, чем проехать на автобусе из одного конца города в другой; в девять трид цать мой самолетик набрал высоту над Заозерском, в одиннадцать был я уже в Доме художников. Мне навстречу из выставочного зала два парня выкатили машину для натирания полов, за полотерами прошел до порожка и остановился сам юбиляр, Вадим Романович Кержин. Правая рука художника опиралась на палку из неоструганной бе резки, левая висела, зацепившись большим пальцем за карман пиджа ка. Бурый берет, голубой пиджак, желтая рубашка и пестрый галстук хомутом на незастегнутом воротничке —все, как с чужого плеча, и во всем, если так позволительно говорить о вещах, усталость. Мы поздоровались, я поздравил юбиляра, Вадим Романович ска зал, что рад меня видеть в этот для' него торжественный день, но ска зал так, словно встретил я его выходящим с кладбища, где он только что похоронил кого-то близкого. В зале горел свет, он был ярче дневного, проникающего в вести бюль через застекленный тамбур; на полу лежали три голубоватые те ни Вадима Романовича. — Три старца на полу,—сказал он тихо и с печальной улыбкой (исполнилось в тот день Вадиму Романовичу всего 55, но в последние годы, после нетяжелого инсульта, он записался в старики и говорит всем, что держится на этом свете только силой самовнушения). Мы прошли в зал. Он хоть и называется малым, но довольно обши рен, с двумя рядами квадратных колонн; между колоннами укреплены щиты, разделяющие зал на двенадцать отсеков. В первом отсеке слева, на щите, висел этюд с изображением Ларисы Метелиной, написанный за два дня до расправы с ней на заозерском кладбище. Лорка стояла на мостках и вся отражалась в желтой воде. — Не могу представить ее иной.—сказал Вадим Романович.— Бо юсь—не то слово, а точнее не подберу... Боюсь увидеть постаревшую женщину, прошло-то больше тридцати лет. Сейчас она где-то в воздухе или уже приземлилась, Алешка с Шигаревым поехали ее встречать, скоро будут здесь. Я заметил, что пальцы левой руки Кержина бь}ли в движении, буд то он ломал через ткань рассыпанные в кармане спички. Стоял он спи ной к окну; свет пробивал его черные негустые волосы, скользил по виску, задевая бровь и край глаза, и зрачок под бровью горел как ян тарь в проходящем свете. — Удивительным был этот вечер,—сказал Вадим Романович о своем этюде.—Солнце где-то за тучей, в зените высокие облака, и от них не свет, а золотая пыль в воздухе. Вода в речке как зеркало. Дома, заборы, деревья, скворечники на том берегу и в воде отраженные—- си луэтом. Густой молчаливый свет. И вд!руг—Лариса с ведрами. Я по просил ее не уходить. Вынес этюдник. В тот вечер, я думаю, хлынуло из меня и выплеснулось красками все, чему я учился и что покоилось не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2