Сибирские огни, 1980, № 3

РАССКАЗЫ 119 Надо догнать его и этими же шкурками отхлестать. Много видел обид на своем веку Адорс. Но так никто никогда его не обижал. Вытянул кнутом вороного. Харат, привыкший к доброте хозяина, рванул с места в галоп. ...Все им отдал —детям. У него даже порядочного костюма нет. В праздник боевые медали не на что надеть. Все, все для детей. А у них ни стыда, ни совести. Знают только тянуть,^тянуть с родителей. Хоть бы раз теплое слово услышать. И этот —сытый, холеный... Чужой!.. Только бы конь не споткнулся. Еще напорется на сук, брюхо порвет... Далеко Сакар под гору укатился... Ничего, скоро спуск кончится. Не бывает так, чтобы вся жизнь —под гору. Чем больше сокращалось расстояние между ними, чем ближе был сын, тем слабее становилась досада, сердце смягчалось, отходила злость. Вон уже видно темно-коричневую с блестящим ворсом шапку из выдры, которую старик подстрелил прошлой зимой. Там, внизу, снег рыхлее —лыжи глубоко проваливаются... Можно уже разглядеть полное, мясистое лицо Сакара, толстые красны^ губы, усики... Вот и поравнялись. Старик проехал мимо. Жаль его стало. Ишь, пыхтит! Еще раз хлестнул коня. Оскар привык к бескорыстной родительской доброте. Сам того не замечая, принимал их заботу, их внимание как должное. Так, как он сейчас поступил, Сакар поступал всегда, если чувствовал свое бессилие. Грубость, нахрап, наглость действуют паралитически. Противнику уже невозможно наступать, он вынужден либо защищаться, либо смирять­ ся. Оскар был еще под впечатлением эффекта, с каким он сразил отца. Наконец-то показал, что уже не ребенок, что с ним давно пора счи­ таться. Но полного удовлетворения все-таки не было. Отец даже не возра­ зил. Взял да уехал. И коня настегал. # Оскар хотел крикнуть, чтобы отец остановился, но тот свернул к стогу. Там он навалил полный воз сена, закрепил бастриком и зачем-то отошел в сторону. Сгребал снег, что-то забрасывал. A-а, понятно! Яму зарыл... л Оскар подъехал к саням. Молча снял лыжи, привязал к бастрику. Отряхнулся. Взобрался на воз. Отец умостился впереди. — Где шкурки? — Что? — Шкурки где, спрашиваю? Лицо отца вытянулось. — Шкурки? Выбросил...—И повторил: —Выбросил. Настроение у Оскара окончательно испортилось. Ему казалось, что слишком медленно тянется вороной. Ему было неприятно, с каким шумным и нелепым весельем встречали их дома, ка­ ким слишком интеллигентным выглядел, в простой избе отца Икомер. Он чувствовал себя подлецом. Зачем нахамил отцу? Зачем позвал в гости Икомера? И как звал! Неужели он из тех, про кого любит гово­ рить Икомер,—не светит и не греет, а старается лишь бы примазаться к кому Такой он, наверно, и есть. Все это поняли —и мать, и жена. Вон как увиваются перед гостями. А Икомер чувствует себя как дома. Выглядел он, должно быть, очень мрачно. — Что с тобой, мой хан? —попыталась настроить его на веселый лад жена. — Косуля сердце ранила,—подхватил Оскар шутку. Все рассмеялись. — Если бы не с отцом был, подумала бы, уж не за двуногой ли ко­ зочкой охотился мой Оскар! \