Сибирские огни, 1980, № 3
п о . МИТХАС ТУРАН Дед не ответил. Гнедой конь шагал по дороге, ведущей из ущелья. На телеге мы втроем. На крутых спусках дед Сорай сдерживал коня. Чачах все ос матривалась по сторонам своими ясными, по-детски наивными глазами. Я. несколько раз перехватывал ее взгляд. Левая сторона ущелья пологая. Серые обломки скал, словно отара овец, рассыпались по спине горного хребта. Чуть выше корявится вет вями с нежно-зеленой хвоей лохматая лиственница. Где-то над нею слышен орлиный клекот. Вот один орел выплыл из-за вершины горы, величаво сделал полукруг и снова исчез за скалой. Едем молча. Каждый о чем-то своем думает. Впрочем, у меня в го лове никаких мыслей. Я просто гляжу на цветы, попадающие под коле са телеги. Все, что красиво, что мило нам, мы обычно сравниваем с цветами. Ничто, наверное, не достигает такого совершенства, ничто не бывает столько богато красками и изысканностью форм, как цветы. Каждый —неповторим. А колеса мнут, уродуют, давят их... Сейчас мне совершенно безразличны цветы. Что они в сравнении с человеческими страстями1—горем и радостью, любовью и ненавистью? Я гляжу на цветы, а сам ловлю каждое движение бабушки Чачах. Она что-то хо чет сказать, но не решается. Дед Сорай тоже заметил. Косится на нее, покашливает, ждет. Тем временем мы уже спустились с крутого склона. Гнедко, всхрапывая и фыркая, весело трусит по ровной дороге. — Сора,—не выдерживает Чачах.—Помнишь Ахоола? — Как же... — Когда тот тайыг был, помнишь? — Ну, ну. — Я тогда у него камчу отобрала. Собирала сейчас дикий лук и посматривала... — Куда? — Никак не припомню, под какой камень засунула камчу. Или он после забрал? — Может, не там искала? — Может... -— Н-но, Торат! Конь прибавил шаг. Телегу стало потряхивать. Снова примолкли старики. Рысью вбегает Гнедко-Торат в светлую воду речки Аскиз. Брод в этих местах один. Значит, именно здесь остался тогда Ахоол... Скала Хызыл-хая тоже на старом месте. Сейчас она дремлет в те ни облаков, непроницаемая, глухая ко всему окружающему. Никто не кидался с ее вершины, не разбивался, хотя горячим сердцам было от куда лететь! Набежавший ветерок игриво взбил рябь на речке и умчал восвояси. Муравьи не обманули, и дед Сорай не зря дождь пророчил: над Читы- хыс ударил гром. Об этих горах давно сложили легенду. Будто бы пос ле великого потопа семь девушек застряли со своей берестяной лодкой, там, наверху. Так и окаменели, красавицы... Есть еще люди, которые верят этой легенде —ищут лодку или хотя бы ее остатки. Рассказыва ют, будто есть какой-то человек —он точно находил, сам видел. Дело, понятно, не в лодке и не в легенде, а в горной гряде. Горы и впрямь чем-то напоминают девушек. Не только тем, что их —семь хол мов. По весне они нарядно украшают себя разнотравьем и цветами — бусами и ожерельями, так что никакой франтихе с ними не сравниться. Гордые, высокие эти семь вершин, По утрам омываются они густой ро сой и утираются свежим ветром. Все прелести свои показывают в пер вых лучах солнца, нежатся, томятся. А вечерами накроются туманом, как платками, притихнут. Будто ждут и никак не дождутся кого-то...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2