Сибирские огни, 1980, № 2

ДВА РАССКАЗА У1 а небо то поднимается вверх, как занавес, то опускается, и тогда за гривой холма начинает качаться море. Непривычно для себя она много шутила, смеялась, говорила милый вздор и с отважной беззаботностью вступала в спор с Олегом Касьяновичем на темы, которых по обыкно­ вению избегала. Возможно, тут что-нибудь значил и кальвадос, хотя, как приходится заметить, женщины (да и мужчины, пожалуй) пьянеют не только от даров Бахуса. Олег Касьянович утопил пуговку на магнитофоне. Тихий, плачу­ щий, лукавый и смеющийся голос вошел в машину. Зачем вы, девушки, красивых любите, Непостоянная у них любовь. — Всесильное чувство! — воскликнул он, в каком-то театральном изнеможении откидываясь на спинку сиденья, и тронул ее за локоть,— Вы — редкая, прекрасная, чувствительная, оригинально мыслящая женщина... Объясните вот. Один поэт сказал: страшнее, привлекатель­ ней и загадочней любви ничего нет. Ни на земле, ни на небе. Выделяю: нет ничего страшнее любви. Как вы это понимаете? Она поглядела на водителя, как бы сказав: мы ведь не одни для такого разговора. И ничего не ответила. Он тоже поглядел на водителя, простодушно усмехнулся и сказал, что готов предложить свое мнение. Любовь — манящая пропасть. Страх перед нею сладок, он захватывает дух и сообщает вдохновение. Делает любящего дикарем и богом, дает ему крылья Икара. Она возразила: любовь красива и страшна одним и тем же — поры­ вом своенравия, безрассудностью. Она ни с чем не считается. Что ей узы брака, долг, разительное несоответствие в возрасте и положении, чьи-то драмы, чьи-то разводы, логика, право, условности, истины и да­ же сйерть. Она ничего и ни с чем не сравнивает, гак как в высшей сте­ пени эгоистична и судит только в свою пользу. Это прекрасный эгоизм и прекрасная несправедливость! — Браво, браво!— он негромко похлопал в ладоши.— Но, согла­ ситесь, золотко, чувства мелеют. Вы меня понимаете, конечно. Страда­ ния и жертвы, этот возвышенный и обязательный придаток любви, ухо­ дят в прошлое вместе с княгиней Волконской и Таечкой Островского... Ба, да ведь это уже Кара-Даг! . Стали выбираться из машины. На мгновение она ощутила глубоко под голой рукой его поддерживающую вкрадчивую руку и, освобож­ даясь от нее, глянула ему в лицо широко открытыми глазами: — Это я вам запрещаю! Запомните! — О! Княгиня Волконская Все еще здравствует?! — попытался он отшутиться, но она промюлчала. Наступила неловкая пауза. Они стояли у подножия Вулкан-горы, погруженной в свою вековую думу, а слева, внизу, синяя вода вставала на дыбки и с легким шипе­ нием несла к суше свою снежную горностаевую шапочку, роняла ее на чистую сизую гальку и, покорная закону вечного маятника, отбегала назад и надевала другую. Мария думала: как мила, честна и открыта природа! А человек? Она зябко поежилась, поймала за рукава накину­ тую на плечи вязаную кофточку и в каком-то странном прозрении вдруг увидела говорящий .рот Олега Касьяновича и его жестикулирующую руку в нейлоновом манжете. Он уже давно что-то говорит, подумала она. Боже, что со мной? — А теперь, милая Маша, вы услышите сердитого прокурора,— предупредил он, посмеиваясь глазами,— Сердитого, философствующе­ го и несчастного, так как по капризу- судьбы он должен обвинить луч­ шую половщлу рода человеческого. ,