Сибирские огни, 1980, № 2
ЗОЛОТОЕ ДНО 37 — Мы бы тебе помогли, постой^— семенил рядом дед. , — Не мешайтесь,— буркнул Мелехин.— Кого тут нести-то? У самой-воды он опустил лодку и вытер рукавом потное лицо. — Ловите да не попадайтесь. Не мне, а тем, которые из области. Умеючи ловить надо. Поставил попозже, снял пораньше — и все шито-крыто. Уж если вы ловить бу дете, то и другим будет спокойней,— сказал он загадочно и пошел своей дорогой. «На что он намекает?» — задумался Аркадий, глядя ему вслед. А дед Никита во все на его слова не обратил внимания. Он столкнул лодку на воду, залез в нее — и весь преобразился, молодцевато на сиденье откинулся. — Ты только глянь, Канка, что за лодка! — восторгался он.— Не замокла еще, а не текет. А все почему: следил я за ней, не бросал, как попало, на солнце не держал. Да на этой лодке через все море проплысть можно. А на ходу какая легкая! Никита Антоныч еще засветло вернулся домой, усталый, но довольный. Сплавал он на море благополучно, у самой кромки камыша, где ходит рыба в поисках корма, обе сети поставил, хватило силы и назад вернуться. Поделился дед своей радостью с внуком, лег отдыхать, да сразу же и заснул, только постанывал во сне. Как стемнело — Саша пришел: в черном костюме, с растегнутым воротом белой нейлоновой рубашки, в проеме которого розовела крепкая загорелая шея. Шел Саша по улице неторопливо, почтительно здороваясь со встречными. «Это ж надо, какой у Петьки сын ладный,— оглядывались на него,— даром что сам пьяница». Из настежь распахнутых дверей клуба неслась оглушительная музыка, через низ кие окна видны танцующие пары, но Саша только посмотрел в ту сторону и прошел мимо. Никогда танцы не увлекали его, хотя и посещал их исправно. И на школьных вечерах чаще всего стоял у стены, равнодушно наблюдая, как старательно извиваются и трясутся его товарищи. Он всегда чувствовал себя старше их. Очень Аркадий обрадовался, увидев Сашу. Саша присел рядом на скамеечку, долго ерзал, собираясь чтсмто сказать, и, на конец, решился: — Вы извините меня за отца. Ну что с ним делать? — Да ладно тебе,— положил ему Аркадий руку на плечо.— Дети родителям не судьи. Онктсидели-, не шевелясь, касаясь друг друга плечами. В начале июля ночи еще светлые, уже полночь, а на севере все еще плавится не то закат, не то рассвет, из полутьмы выступают телеграфные столбы, дома и мрач ные, всегда беспокойные тополя. Из камышей, подступивших к самым огородам, все время доносятся какие-то неясные звуки, а то звонко пропищит запоздалый куличок или испуганно прокрякает утка, вдруг ухнет где-то далеко выпь, проскрипит в сырых лугах коростель-дергач. Тяжело топая и шаркая сапогами по сухой дороге, прошли двое подвыпивших мужчин, о чем-то громко споря. За ними, как шлейф мелкой мучнистой проселочной пыли, от которой першит в горле и ест глаза, повисла в воздухе матерщина. — Ну вот зачем они так? — хрипло произнес Саша.— Неужели им самим не про тивно? Дети кругом, женщины — ни на что не смотрят! Хотя наши женщины тоже се бе позволяют... Такое зло другой раз возьмет, ну, думается, взять бы пулемет... Не было у вас такого к людям, чтобы презрение, ненависть? Вот у Пушкина, помните? — «Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей». — Что ты, Саша?— возразил Аркадий.— Люди-то разные. И хороших больше, чем плохих. — Только не в нашей деревне,— мрачно сказал Саша.— Не колхоз и не совхоз. Не сеют, не пашут, а готовый урожай снимают круглый год. Ни сельсовета, ни парт кома. А кое-кто восторгается здешними порядками. Что у нас, например, воровства нет. И вправду, мотоциклы и машины на улице стоят, лодки с моторами на пристани никто не трогает. Да только не воруют не потому, что постыдно, а из страха: если поймают, то или на месте убьют, или немного погодя утопят. ' - •* >Р
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2