Сибирские огни, 1980, № 2

28 ГЕННАДИИ СОЛОВЬЕВ — Только молчок! — Спасибо, Петр Сидорыч,— пролепетал Колька.— Я бы так не смог. А Петька обернулся к дому Мелёхина и погрозил кулаком: — Сволочь! У людей сети отобирает и им же продает. Твои сети он теперь ни­ почем не снимет. Пусть только попробует — сразу заложим... ГЛАВА 4’ Капка Качурин После аварии на химзаводе Аркадий Качурин долго провалялся в больнице, то впадая в отчаянье от боли в груди и удушья, то надеясь выжить, когда становилось чуть полегче. Одна радость за все это время: врачи разрешили прийти в палату ребя­ там из цеха. А потом они стали приходить часто, приносили, как это водится, конфе­ ты, соки, яблоки, рассаживались вокруг кровати, рассказывали ему заводские новости. Однако новостей на каждое посещение не хватало, и чаще всего они сидели со скорб­ ными лицами и молчали. Им вроде бы как неудобно было, что все они здоровые, что с ними ничего не случилось, а он лежит перед ними больной и слабый. Аркадий чутко это уловил, и жизнь для него стала невыносимой. Никак не мог примириться с тем, что люди теперь видят и знают его только больным, задыхающимся. Был он до этого здоровым и, как всякий здоровый человек, тела своего не чувствовал, имел второй разряд по лыжам, а теперь лежал и дышал так трудно, так тяжело, что ходуном хо­ дила его впалая, худая грудь. Видел, какими жалостливыми глазами смотрели все на него — такими глазами глядят только на калек и уродцев,— и это выводило его из себя. То ли ребята что-то поняли, то ли первое впечатление сгладилось, но только за­ ходить они стали все реже и реже, и Аркадий на них не обижался. Но еще больше терзали его приходы матери. Она садилась рядом, без конца вздыхала, сморкалась, начинала плакать. Эти слезы особенно его убивали, но прямо сказать ей об этом Аркадий не мог; он молча страдал и нового ее посещения ждал с неприятным чувством, а все-таки ждал. Он и собой был недоволен: обвинял себя в черствости, в сыновней неблагодарности. А в последний приход почувствовал, что от нее пахнет водкой. После аварии, когда он надышался ядовитых, газов, все запахи для него перестали существовать, и это был первый запах, который он снова почувствовал. Понял, что дело пошло на по­ правку, и сам теперь уверился, что выздоровеет. А вот что мать опять стала выпи­ вать— было скверно. Мать и раньше выпивала, но случалось это редко, и она старалась не подавать вида. Жили они вдвоем, отца своего Аркадий не знал и не спрашивал о нем. Мальчи­ ком ему очень хотелось узнать хоть что-то об отце, и он ждал, когда мать сама рас­ скажет, но она молчала, а потом он смирился с мыслью, что им придется всегда жить вдвоем. Рос Аркадий малообщительным, друзей у него не было. Товарищей сколько угодно — по школе, по двору, а вот друга близкого, перед которым можно душу на­ распашку, не было. По правде сказать, от этого он особенно и не страдал. Друзей ему заменяли книги. Читал он запоем и жил жизнью любимых героев. И кем он только не был в своих грезах! Порой казалось ему, что придет время, создадутся подходящие условия, позо­ вут его обстоятельства — и он тоже станет героем. Но в мире — слава богу! — все было тихо и спокойно, и иногда Аркашка с горечью думал, что героем он так и не станет, подобно миллионам других людей проживет жизнь, не оставив в истории ни­ какого следа. Сомнения одолевали его, и вот он уже не обстоятельства, а себя судил строго: а годится ли он сам в герои? Когда Аркадий перешел в десятый класс, они с матерью поехали в деревню. И вот тогда дед Никита привел его к озеру, которое все здесь называли морем. Вет