Сибирские огни, 1980, № 2

180 Е. ЦЕЙТЛИН А фильм с его нетрадиционной для на­ шего кино этической коллизией восприни­ мается как парадокс. И парадокс трагиче­ ский. Проследим, как он развивается на экране. Названный парадокс определяет и по­ этику фильма, и манеру игры артистов. Здесь есть несколько интересных актерских работ, но на первый план, естественно, вы­ ходит прекрасный «дуэт» Валерия Золоту­ хина и Елены Прокловой. В. Золотухин создает характер цельный, своеобразный, во многом новый на нашем экране. От любви мучается, страдает, горь­ ко и страстно размышляет о своей жизни не рефлектирующий интеллигент, каких мы немало видели в последние годы в кино, но простой, хороший рабочий парень. Лю­ бовь испытывает его жестоко, может быть, даже беспощадно. И как многие (уже зна­ комые нам) современные герои, Коля Ка­ саткин (и в рассказе, и в фильме) не рад любви, считает ее болезнью, с недоумени­ ем замечает: «точно что-то случилось со мной, будто испортили меня, как говори­ лось в старину». Но В. Золотухин доказывает необходи­ мость и святость даже такой любви — без нее Коля Касаткин медленно, однакр неиз­ бежно гибнет как личность. Актер правдиво поведал «историю души» своего героя. Вот Николай, возвращаясь из армии, едет в по­ езде и восторженно, по-детски доверчиво рассказывает соседям по купе о красавице жене. Вот узнает от маленькой дочурки, что его сапоги похожи на сапоги «дяди Шури­ ка», который часто ночевал у них, когда папа был солдатом, но находит в себе силы простить: «А жизнь тем более дальше идет...». Вот печально и шумно колобродит свадьба, которую Николай устроил, чтобы досадить, отомстить бывшей жене. Вот, на­ конец, после развода с Таней он потерянно идет домой, и ноги сами приводят Николая не в новую квартиру, а в маленький до­ мишко, где родилось и его счастье, и его горе... В этой сцене есть волнующий, стран­ ный символ: домик вот-вот снесут, будет скоро стоять здесь многоэтажная коробка: будут играть чужие дети, будут любить, плакать, целоваться другие люди. И навсег­ да, ’ безвозвратно уйдет, окончательно ста­ нет прошлым любовь Николая и Тани... И эти, и иные кадры фильма заставляют вспомнить пронзительное предостереже­ ние, сформулированное в названии пьесы драматурга А. Володина — «С любимыми не расставайтесь». В полном согласии с концепцией фильма И. Хейфиц даже не слишком интересуется противоречием: почему Таня изменяет му­ жу, хотя любит его по-настоящему сильно? На этот вопрос -четкого ответа не дается. Мы можем лишь строить догадки. Таню Фешеву играет Елена Проклова. Актриса на роль была выбрана точно. Когда-то юная Лена Проклова покорила зрителей в филь­ ме «Звонят, откройте дверь!», где снялась з роли школьницы с добрым, умным, откры­ тым миру сердцем. Она принесла и в свою новую картину эту доверчивость, откры­ тость, но, разумеется, здесь задача актрисы совсем иная. Кажется, мы отчасти понима­ ем «загадку» характера Танюши Фешевой, когда видим, как героиня Е. Прокловой со слезами обнимает несчастного, раздавлен­ ного жизненными обстоятельствами Бориса Ильича (Владимир Высоцкий). Все у него уже в прошлом: и призвание, и мечты о блестящей артистической карьере и, ка­ жется, даже талант. А в настоящем — толь­ ко кружок в Доме культуры, неустроенный быт,, бутылка кефира в сетке и стонущая гитара в руках... Таня, не думая ни & чем, утешает Бориса Ильича. Однако ничто не проходит для человека бесследно, убежда­ ют нас режиссер и актриса: за все прихо­ дит расплата. Тяжкий путь пройден на экра­ не героиней Е. Прокловой. Вначале мы видим ее красавицей, молодо, легко, уве­ ренно летающей с подносом по залу кафе. Но минует чуть более часа, и в финале пе­ ред нами появится уставшая от жизни, стремительно стареющая, в сущности, уже некрасивая женщина. Она глубоко затянет­ ся сигаретой и посмотрит на нас тяжело, безнадежно, с ощущением законченности, завершенности своей судьбы. И Николай, и Таня с недоумением вгля­ дываются в собственные души: что случи­ лось? Почему любовь не принесла им сча­ стья? Думают об этом и окружающие их люди — родственники, знакомые, сослужив- цы. Николая вызовет к себе сам начальник парка Татаринцев (Владимир Заманский) — хороший руководитель, наверное, хороший семьянин, но, должно быть, так никогда и не испытавший любви человек. Татаринцев убежденно произнесет большой монолог, в котором точно предугаданы мнения неко­ торой части зрителей о любви Николая и Тани. «Значит, в армии ты был, а на войне не был? По возрасту, значит, не успел? На снегу, значит, под пулями не лежал? В ве­ сеннюю распутицу ‘по грязи не ползал? И бомбежке тоже не подвергался? Нет? Сухари, значит, в снеговых лужах после по­ жара не размачивал? Нет? Ага, ну ладно. Живешь-то где,— в подвале, в сырости? Ах, нет. В отдельной, значит, квартире? Убор- ная-то где, на улице? Ах, тоже в квартире?.. Ну, все понятно. Ты дурью мучаешься, Ка- Еаткин, с жиру, так сказать, бесишься». А фильм доказывает: любовь — это не дурь. Доказывает тоже решительно. Неда­ ром грустноватый заголовок рассказа П. Ни­ лина «Дурь» заменен другим, более кате­ горичным, не допускающим сомнений названием — «Единственная». Нет, фильм вовсе не «амнистирует» суп­ ружеские измены, не зовет оН и к «всепро­ щению» в любви. Пафос его в другом: единственна, прекрасна любая любовь. В том числе и такая, что выпала на долю Николая Касаткина и Тани Фешевой. Если попытаться точнее сформулировать не раз упомянутый нами парадокс картины, его можно назвать великим парадоксом, веч­ ным феноменом любви, чувства, преобра­ жающего человеческую жизнь. Это одна из постоянных мыслей И. Хейфица. Этот пара-* доке лежит в основе его знаменитого филь­ ма «Дама с собачкой»: герои там расста­ ются навсегда, знают, что никогда не