Сибирские огни, 1980, № 2

ОН И ОНА НА ЛИТЕРАТУРНОМ ПЕРЕКРЕСТКЕ 179 каждого кадра которой я, кажется, начи­ нал узнавать...» Герой узнает «себестоимость» любви... Странным и, по-своему, зловещим симво­ лом завершает М. Ибрагимбеков рассказ о X. Все началось, как мы помним, с мни­ мой болезни, с боли в колене, которую вдохновенно вообразил X. Теперь на место заменителей чувств приходят подлинные чувства. И X вдруг с удивлением замечает: его «колено совершенно не вовремя, по какому-то странному совпадению именно левое, распухло и покраснело, и причиня­ ло... довольно сильную,- впрочем, вполне терпимую боль». К счастью, герой не только удивлен, но даже рад этой истинной боли. Здесь нам самое время проститься с X. Он уже перестает быть анонимным; маска слетает, обнажая «неестественно бледное, измученное, с искаженными чертами лицо человека, в котором ни один из моих зна­ комых не признал бы меня». Заговор чувств Что, собственно, произошло, с героем Максуда Ибрагимбекова? Писатель просле­ дил бунт души, «заговор чувств» (если вспомнить название пьесы Юрия Олеши). «Заговор чувств» здесь глубоко нравстве­ нен; душа человеческая протестует против любого «регламента», против любого мо­ рального стереотипа. Разумеется, «заговор чувств» может но­ сить и иные формы, нести с собой иные проблемы. И рождаться на другой почве. Вот еще одно произведение, где аргумен­ ты в защиту любви новы и очень интерес­ ны. При всем том, что он и она здесь на­ всегда расстаются... Правда, перед нами художественный фильм. Кино и любовь? Кажется, слова эти неотделимы друг от друга. Хотя будем чест­ ны: именно кино до недавнего времени активно способствовало распространению «любовного стереотипа», давало многочис­ ленные примеры поверхностного подхода к сложной теме. Пожалуй, в гораздо боль­ шей степени, чем литература, кино не мог­ ло избежать магии традиции. Редко какой режиссер еще недавно решался снять фильм, где бы не было традиционного «треугольника», размолвок, а затем счаст­ ливых и немного смешных объяснений влюбленных, где бы не звучала песня из­ вестного композитора на тему «встретились двое — он и она...» Не всякий дебютант сразу отважится на «военную», «историче­ скую» или «производственную» ленту. О любви же (как и об искусстве!) могут говорить, писать, наконец, ставить фильмы все. Надо ли еще пояснять, почему хороших фильмов о любви все еще не так много? Ведь набор стереотипных ситуаций не мо­ жет заменить серьезного, философского разговора о нравственных проблемах со­ временника; эти ситуации зритель опять- таки справедливо воспринимает лишь как 12* своего рода «довесок» к лентам о войне, спортсменах, летчиках, геологах, студентах, школьниках старших и даже младших классов... Есть высокий и мудрый смысл в том, что фильм о любви поставил один из ве­ теранов нашего кино — Иосиф Хейфиц. Поставил полемично и ярко. Почерк этого режиссера всегда отличала публицистич­ ность: и в* «Депутате Балтики», и в «Члене правительства», и в других своих работах. И. Хейфиц задавал себе и зрителям воп­ росы, которые казались ему насущно важ­ ными. Не случайно то, что ленту «Единст­ венная» (киностудия «Ленфильм») он снял в последнюю четверть XX века. И. Хейфиц хорошо слышал голоса, про­ рочащие отмирание любви. Размь?шляя об этом, режиссер опять рассчитывал на вни­ мание большой, даже огромней зритель­ ской аудитории: «Нам хотелось сделать фильм максимально контактным...— гово­ рил И. Хейфиц,— чтобы фильм был поня­ тен миллионам людей». Нет, в «Единственной» любовь не декла­ рируется, не «привносится» для развлече­ ния публики, но исследуется как одно из самых сложных, редких, драгоценных че­ ловеческих чувств. Поэтому здесь не толь­ ко нет хорошо знакомой нам, приевшейся киносхемы, напротив — фильм во многом неожидан. Знаю: некоторых зрителей он явно поставил в тупик, у иных вызвал рез­ кое несогласие. И. Хейфиц так объяснил первопричину этого протеста: «Без любви не бывает подлинного счастья. Но любовь не всегда поэтична. Она возвышает, подни­ мает над обыденностью. Но она же может быть и силой разрушительной, причиной падения, крушения человеческой судьбы». Реакция зрителей по-своему понятна и благородна. Инстинктивна тяга человека к справедливости. Однако все происходящее на экране противоречит этому. Как прави­ ло, положительные герои в кино любят только положительных героинь. Но вот в «Единственной» шофер Николай Касаткин любит женщину, которая во многом недо­ стойна его, не верна ему. Как правило, от­ рицательные «киножены» хищны, много­ опытны, коварны; они стремятся получить от брака те или иные выгоды, в душе же глубоко презирают своих мужей, искренне любя, разумеется, только самих себя. А в «Единственной» «неверная жена» — офи­ циантка кафе Танюша Фешева — по-настоя­ щему любит Николая, готова ради него на все. Но необычнее всего, пожалуй, то, что режиссер вовсе не осуждает их любовь. Наоборот, поет ей гимн. Поразительно: как вкрадывается стерео­ тип и в наше зрительское, читательское восприятие! Фильм сделан по рассказу Павла Нилина «Дурь» (1972). В рассказе «острых углов» гораздо больше (там, на­ пример, измены Тани многочисленнее, «до- казаннее»). Но, думаю, в рассказе вывод о том, что прежняя «несчастная» жизнь Ни­ колая Касаткина была, в сущности, «очень счастливой жизнью», покажется читателю закономерным.