Сибирские огни, 1980, № 2

178 Е. ЦЕЙТЛИН но в несколько слов: жена изменила мужу, а любовник ее бросил... Не странно ли, что автора приведенной выше «инструкции» настигла любовь? Слиш­ ком часто довольствовался он суррогатом любви, слишком точно научился имитиро­ вать чувство. Кажется: если бы оно и при­ шло, сам X не смог бы отличить подделку от оригинала. Три внезапных потрясения пришлось пе­ режить X в один вечер для того, чтобы его душа пробудилась, оттаяла, ожила. Человека, более всего боявшегося эмо­ циональных перегрузок, вдруг «захлестну­ ла освежающая волна, разорвавшая одним ударом в клочья все путы и сети, туго стя­ гивающие под черепной крышкой мозг». Незапрограммированные размышления входят в сознание X. Первое. X подводит его память. Она воз­ вращает ему то, что герой всегда старался забыть. И забывал. То, что было в его жиз­ ни незапрограммированным и истинным... А была девочка на Синей скале. Были оглу­ шительные, тихие, старые слова любви. И еще было «ощущение бесконечного сча­ стья, какое чрезвычайно редко даруется человеку». Так поймем мы наивную первопричину, горькую исходную точку «системы» нашего героя. Она возникла как странная ответ­ ная реакция. Когда-то циничный и'трезвый парень увел от X девочку с Синей скалы... Второе. Снова , пережив давно забытую утрату, X понимает: там, где он видит стандарт мышления, могут располагаться боль, страдание — живая жизнь. И уже не кажется ему банальным сюжет Ее судьбы: парализованная мать, бывший муж, даю­ щаяся непросто самоирония и — ничего в будущем. Да, в этом случае «система» X не дейст­ вительна, не универсальна. И, кстати, раз­ гадываема. Женщина с походкой высшего класса легко открывает звенья этой систе­ мы. Сначала точно определяет психологи­ ческую «изнанку» интерьера», где опять- таки учтен самый современный стандарт мышления и моды. Интерьера, отвечающе­ го «представлениям о хорошем вкусе лю­ бого городского жителя при условии, если он ходит в кино, иногда летает самолета­ ми, просматривает газеты и телевизор, два или три раза за свою жизнь побывал в опе­ ре и в любом' музее, кроме исторического, и не держит в доме кошек больше двух одновременно». Все это — и мебель, изготовленную ди­ зайнерами, и маленький бассейн из цветно­ го кафеля вместо традиционной ванны, и...— все это Она определила как западню. «Очень хорошую, оборудованную по всем правилам науки», «удобную, теплую, мяг­ кую, усыпляющую внимание», «специально созданую на погибель женщины». Западню! Ничего здесь нет неожиданного. К любой программе можно подобрать ход. Непред- сказываемо заранее только настоящее чувство. Вот почему она насмешливо гово­ рит X: «пора»... Программа X, кажется, чуть забуксовала. Пора, пора... В данном случае пора танцевать, если судить по запи­ сям магнитофона. «Сперва шла музыка успокаивающая... умиротворяющая, распо­ лагающая к общению», потом «пошел очень приятный ритм медленного танца»... Все развивается «по хорошо продуманной схеме, да? Интересно, что дальше пойдет,— говорит Она.— Я уверена, все предусмот­ рено». Вот так приходит к герою любовь. Сна­ чала он возмущен «столь неприкрытым цинизмом», видит здесь даже подтвержде­ ние своего правила: «Нет, все-таки маска человеку обязательно нужна. Ничего хоро­ шего не получится, если все начнут не стесняясь выдавать друг другу, что у них на уме». Возникновение любви X кажется странным, но оно вполне объяснимо. Чело­ веку всегда дорого, радостно, когда его понимают. Что-то сжимается внутри, когда ты узнаешь себя в словах другого, когда этот другой раскрывает тебе тебя самого. Так, в конце концов, мы понимаем при­ чины, заставившие инженера X выбрать свои маски. За масками не было... личности. Человек, легко программировавший пове­ дение и мышление других людей, оказы­ вается растерянным, неуверенным в самом себе. Судьба X, видимо, и в этом по-своему типична. Размышляя о том, как и «с чего модели поведения начинаются», критик Б. Анашенков пишет: «Не в силах свести концы с концами, оценить, определить до­ статочно твердо свое место и роль в этом необъятном, стремительно меняющемся мире, не доверяя своему неповторимому «я», не решаясь открыть, признать и ува­ жать это «я», человек иногда начинает су­ дорожно цепляться за внешние, апробиро­ ванные роли. Они, с одной стороны, маски­ руют недостаток подлинной духовности, глубины, а с другой—подавляют в зароды­ ше то настоящее, неповторимое, что зало­ жено в каждом от рождения» («Дружба на­ родов», 1977, № 6). Благодаря любви X снова обретает свое «я». И, приблизившись к финалу повести, мы увидим, как он совершит первый в сво­ ей жизни нелогичный поступок. Он возь­ мет очередной отпуск и отправится в Трус- кавец, куда уехала Она лечить свою боль­ ную мать. Разлука — даже в месяц — окажется непереносимой для X. Сам о том не подозревая, герой переживает ощуще­ ние, зафиксированное Борисом Пастерна­ ком в строчках, когда-то восхитивших Маяковского: В тот день всю тебя, от гребенок до ног, как трагик в провинции драму Шекспирову, носил я с собою и знал назубок, шатался по городу и репетировал. X расшифрует для себя значение лишь одной детали в этом четверостишии. Он находит «обыкновенный пластмассовый гре­ бень», забытый Ею в его комнате. «Я стоял с этим гребнем в руках и очень отчетливо, во всех подробностях вспоминал сегодняш­ нее утро и чувствовал, как, вытесняя прочь все, меня обволакивает теплая душистая волна нежности. Я стоял и вспоминал, а па­ мять услужливо проворачивала передо мной красочную ленту, истинную стоимость