Сибирские огни, 1980, № 2
Борис Тучин ХРОНИКА ТОМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА I Азиатская гостья 1 Рейсовый пароходик «Галкин-Врасский» доставил 11 июля 1892 года на летнюю томскую пристань Черемошники пассажи ров первого и второго классов, а также переселенцев и арестантскую баржу. В Том ске пересыльная тюрьма оказалась пере полненной, и, пока угоняли собранный на скорую руку этап, арестанты с доброволь но следовавшими за ними женами и деть ми (всех вместе шестьсот душ обоего по ла) более суток покачивались на летнем мелководье, на железной раскаленной барже. Оплывшие, полуголые, маясь от духоты, брюшных болей и бескормицы, проклинали они пароход, и реку, и тюрем ное ведомство. На барже к больным привыкли: кто вы держит сибирскую духоту, ни разу не по хворав? Но однажды заметалось, забилось в гуще измученных, запертых в мрачном трюме людей: ХОЛЕРА!!! Фельдшер подержал заболевшую жен щину за пульс, глянул в поганый ушат, подтвердил партионному: холера. Больную перетащили в лазаретную каю ту. Никто в камере не пожелал присмот реть за дитем, и его поместили с матерью. Лазаретную закрыли на ключ. Начальник отправил нарочного из кон войных солдат к доктору. Вскоре партионный позвал фельдшера вновь: кажется, мальчишка тоже заболел. Перед полуночью на берегу послышался скрип докторских дрожек. Начальник пар тии приказал отпереть ворота баржи. — Пожалуйте, Флорентин Феликсович. Взду/Ы керосиновый фонарь. — Сколько больных на барже? — спро сил Оржешко. — Так что двое, ваше высокородие,— Окончание. Начало в № 1. вытянувшись во фрунт, ответствовал оде тому в мундир доктору партионный фельд шер.— Женщина и«ребенок, четырех годов. Они в лазаретной. — А в трюме каково? — Ничего не замечено. Доктор первым, по широкой и крутой лестнице, двинулся в кряхтящее, стонущее, храпящее нутро арестантской баржи. Шаг у, Флорентина Феликсовича уверенный, крупный. Следом семенил фельдшер, по спевал офицер, светили фонарями солда ты. Спустившись в женскую камеру, врач потребовал, чтобы показали нары, где прежде спали захворавшие холерой мать и ребенок. Отыскать удалось не сразу — все занято. Арестантки просыпались, бурчали что-то непочтительное. Узнали, что доктор, и раздались жалобы на тесноту и болезни. Оржешко всматривался в лица, некоторым женщинам задавал вопросы о самочувст вии. Арестантки закрывались от света и снова, разморенные душным смрадом, ва лились на нары. В камере было очень грязно, отвратительно пахло. Вошли в каюту. Женщина лежала на по лу неподвижно. Она почти ничего уж не воспринимала. — Совсем худо, милая? — спросил мяг кий голос.— Ты потерпи, голубушка. Ну, к этому она привыкла.— Всю жизнь только: потерпи да потерпи... Доктор при сел возле нее на корточки. Слушал дыха ние, взял пульс — пульса не было. Вид больной превосходил всякие ожидания: кожа свисала складками, как пальто с чу жого плеча. В таком же состоянии пребывал и ребе нок. — Прежде всего — воды! — сказал Ор жешко партионному офицеру.— Пускай принесут много воды. Ведро кипятку! Два ведра! — Будет исполнено, — А ты, Воробьев, заваривай крепкий чай. Наикрепчайшего чаю давай им обоим, слышишь? И все забегали. (
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2