Сибирские огни, 1980, № 2

ЗОЛОТОЕ ДНО 13 прямо, не мигая.— Вы одно, ребята, крепко знайте: на крючке он у нас. В прошлом году выбираю рыбу из сетей, смотрю — прется ко мне на своей лодке. Ну, думаю, пропал. Нет, стороной прошел, будто не заметил. С таким рыбоинспектором мож-’ но жить. — Люблю я, ребята, такую жизнь: по морю на лодке шастать, рыбу ловить. При­ волье!— признался Гримка. — Еще бы не любить! — хохотнул Петька и вдруг выставил грязный палец в на­ правлении окна.— Канка Качурин, внук деда Никиты, идет. Вот еще кусок сдохлятины! И зачем только такие люди на белом свете маются? Петька глубоко, до брезгливости, презирал людей слабых, больных, увечных, имеющих от рождения какой-либо физический недостаток; смеялся над ними в глаза и за глаза. — Он на химзаводе работал, что-то там случилось, и он пострадал,— пояснил Гримка.— Дядя мне говорил со слов деда Никиты, что он вроде как подвиг совершил. Орден и пенсию ему дали. Живи — не хочу! Приехал теперь к деду здоровье по­ правлять. — Поправит, как же! — брезгливо пошлепал Петька мокрыми губами и закричал в окно:— Канка, эй, Канка! Иди к нам водку пить! Аркадий Качурин остановился, посмотрел на него, виновато улыбнулся, покачал головой и пошел дальше, осторожно ступая по грязи. — Ах ты, господи! — умилилСя Петька.— Он еще ходить может! А вот если ветер его завалит, то он сам, поди, не подымется. Интересно, кто из них раньше помрет: он или дед? Гримка поморщился, но промолчал. Побаивался он огромных Петькиных кулаков. Опасно с ним связываться, такой псих, что сразу готов в драку полезть. За привычку свою правоту доказывать кулаками в тюрьме два года отсидел. Домой Петька шел сильно пьяным, но все-таки, хоть и качался, ни разу не упал. Закаленным он в этих делах был. Около магазина стоят женщины и громко разговаривают. Петька приостанавли­ вается, левый глаз привычно прищуривает, правым прицеливается и — бах! бах! — де­ лает по ним два воображаемых выстрела. — Уух вы, шалавые! — хрипит он, сильно кренится вперед, но не падает, и на­ правляется дальше. На лавочке сидят старушки и молча смотрят на него. Знают, что от этого Петьки все, что угодно, можно ожидать. Так просто пройти он не может. — Бабки! — весело кричит Петька старухам.— Вы когда подохнете? — Мы тебе че, дорогу перешли, ли че ли? — презрительно отвечает Гавриловна, мать Гримкина, худая, сморщенная, слабенькая, но языкастая старушка. — Кислород только зазря переводите! — хохочет Петька.— Атмосферу отрав­ ляете. И, довольный собой, бредет дальше. — Тьфу, варнак клейменый! Чтобы тебя паралич расшиб!— ругаются и плюются вслед старухи, а Петьке хоть бы что, знай шлепает себе по грязи. Петьке мало напиться, ему еще что-то необьжновенное сделать хочется. Всегда его по пьянке на всякие приключения тянет. Он сапогом грязи побольше поддевает и бросает ее в пробегающую мимо жел­ тую собаку, лает ей вслед и хрипло, простуженно хохочет. — Эй ты, хохол чертов! — орет он Степану Кучерову, который стоит около огра­ ды и брезгливо смотрит на него;— Ты почему навоз не убираешь? Эх, хохол ты, хохол немаканый! Хршь, я тебе сичас по морде дам? Петька куражится и говорит заведомую неправду: и дом, и двор у Степана всегда в порядке, не то, что у него самого. — Ладно, иди себе, а то как бы самому не досталось,— презрительно отвечает Степан, непонятно почему ставший вдруг хохлом.