Сибирские огни, 1980, № 2
120 ВЛАДИМИР ШКАЛИКОВ' Он осторожно открыл стеклянную дверцу и достал из шкафа тек столитовую киянку. Примерился и положил на место. Достал вместо нее алюминиевую с текстолитовой рукояткой. «Вот такая годится. И потяжелее, и лакировки на ней нет». Иван Титаныч повернулся к сверкающему верстаку и оперся на него правой рукой, примериваясь, откуда бы начать разгром. Решил стучать от винта, шагнул вправо и нечаянно поглядел на то место, куда только что опирался. На полировке медленно таял корявый след его ладони. От шрама под большим пальцем змеился белый червячок, а след указательного пальца, укороченного после войны дисковой пилой, уродовал и без того безобразное изображение широченной лапы, рас плющенной за многие годы рукоятками ножовок и затыльниками ру банков. Уродство ’медленно таяло, и Иван Титаныч смотрел на него с ужа сом, потому что ему привиделась в зеркале полировки собственная оска ленная диким торжеством харя, когда он будет кромсать алюминиевым молотком хорошую чужую работу. И сам себя не помня, Иван Титаныч прихватил пальцами рукав пиджака и начал правильными круговыми движениями протирать полировку. «Однако хороший мастер фанеровал,—думал Иван Титаныч.—Та кую колодину, как мой верстак, надо ведь было сперва всю зашпакле вать, иначе шпон не положишь, амурские волны получатся...» И он понес киянку назад. Потом плотно закрыл шкаф и направил ся к телефону. Взял карточку. Набрал номер Вовкиной квартиры. Дол го слушал длинные гудки... По системе йогов «Александр шел домой с линейки готовности. На душе было спо койно. Подготовил технику к весне.— можно и отдохнуть». Такое начало придумал своему очерку о Сашке Дербеневе коррес пондент областной газеты. Теперь все смеются. Даже Анюта. Вчера пришел из гаража домой, а она вместо ужина прямо на пороге: «Что это ты, отец, задерживаешься на линейке готовности?» И Алешка, ду рачок пятилетний, туда же: «Папа, пап! Я видел по телевизору маяк, он мигал. А ты почему не мигаешь? Ты жё тоже маяк!» И вот сейчас Александр шел домой с линейки... тьфу!., из гаража и, косо поглядывая по сторонам, чувствовал себя голым, как йог. Этот йог приезжал в воскресенье и выходил на сцену в одних полосатых тру-, сах, втягивал живот до позвоночника, закладывал ноги за голову, за вязывал их узлом, стоял на 'макушке, на лопатках... Много чего делал и не стеснялся, хоть и кандидат наук из Ленинграда. Но это все в ин тересах науки и за деньги, а тут... Сашка, хоть и шагал обычной своей кошачьей походкой и со сто роны казался таким же, как всегда, даже еще спокойнее, на самом деле изнемогал от бессильного гнева и возмущения. В переводе на обще употребительный язык его внутренний монолог звучал примерно так: «Нет, товарищ спецкор, поступок ваш выглядит по меньшей мере, бес тактным. Я, как последний... м-м-м... невежда, раскрываю перед вами душу, делюсь успехами, заметьте, успехами коллектива,, сетую на не достатки... те, что для печати, конечно, а вы... м-м-м....голубчик, что ж?— рисуете меня этаким выскочкой, карьеристом, то есть представляете дело так, будто бы на мне вся работа держится. Да еще все это будто бы с моих слов! Вы-то застраховались. А о том, что мне тут жить, вы, мой друг, мягко говоря, не подумали...»
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2