Сибирские огни, 1980, № 2

ДВА РАССКАЗА 103 зашел в купе, взял из портфеля письмо Ненилы Андреевны и вернулся в коридор. ' — Какой сердитый дядя! — услышал я за спиной голос маленькой пассажирки. Что ж, может, и сердитый. Меня раздражала собственная беспо­ мощность: уже не один раз брал я в руки письмо, чтобы прочесть за ­ черкнутые слова, но тайное бставалось тайным. Вначале, конечно, буква «у», далее некоторый прогальчик и весьма короткое слово, три-четыре буквы. Напрашивается предложение: «У меня...» Но вот, что у меня, не сказал бы и сам Аллах. Останавли­ ваюсь под полушарием плафона, нежнейший неон мешается с лунным потоком, от письма веет драмой, воображение обострено до предела и, кажется, вот-вот истина откроет свое лицо. Э, снова пустой номер! На небе нет двух одинаковых звезд, на земле нет двух одинаковых рек, гор или пустынь. Нельзя найти два листочка березы, две незабуд­ ки, которые бы неотличимо и безусловно копировали друг друга. Оди­ наковое по названию всегда различно. Различны все люди и не только наружно. Непохожи любовь, нежность, характер каждого, манеры, спо­ соб отказывать или соглашаться, просить или настаивать. Даже мать любит своих детей по-разному. , Каждая по-разному. И каждого по-разному. Ее любовь к младшему сыну была отрадным и радостным чувст­ вом: он всегда был с нею. Любовь же к старшему, которого она знала и помнила крошечным малышом в бархатных штанишках на лямочках, и никогда больше не видела, мешалась с жалостью к нему, с тоской, с беспредметной навязчивой тревогой за его существование. Развод с лавочником она воспринимала поначалу как свою маленькую победу, но вот ее бывший муж перебрался в Москву, открыл на Тверской мага­ зин модной галантереи «Шик паризьен», женился на какой-то мегере из. дворян, и тогда мальчик стал пасынком одной матери и тяжким жре­ бием другой. Почему она не вымолила его у мужа, не отобрала по суду, не выкрала, наконец? Когда же на спаде шумного нэпа галантерея «Шик паризьен» завилась синим дымочком и вылетела в трубу, а ее владелец стал малоприметным бухгалтером торговой конторы, ‘ она вдруг получила от сына первое письмо и фотографию. Милый мальчик! Он, пожалуй, позировал в своей черной рубашке-апаш с очень коротки­ ми белыми рукавами. Из его высокой волнистой шевелюры комично торчали рожки аркелина. Очевидно, 'они были пристроены на лаковом • ремешке, который облегал его подбородок и делал лицо круглым, доб­ рым, лукавым и очень забавным. «Видишь, мама, я уже совсем боль­ шой,— говорил он.— И немножко кривляка. А глаза у меня твои. Заме­ тила?» Она удовлетворенно кивала ему сквозь слезы, говорила, что за­ метила и была счастлива и несчастна. Ночью он вышел из мутного ме­ тельного окна в той же черной рубашке-апаш, с теми же рожками арле­ кина, сел на табуретку и сказал, что будет артистом. «Не надо, сынок,— слабо возразила она.—Артисты — не настоящие люди. Настоящие лю­ ди растят хлебушек, рубят избы, а эти што? Дразнятся только». Конеч­ но, она сказала по-чалдонски: дражнятца, и он рассмеялся. Но арти­ стом стал. Потом над людьми, над миром поднял свое зловещее дымное крыло сорок первый. Богу войны было угодно назначить ей два испы­ тания, как жене и как матери. Пришли две похоронки. Сначала пал смертью храбрых ее второй муж Родион Татарских, машинист паровой мелыгицы, .потом' меньшой сынок Федор, Небо над головой почернело. I