Сибирские огни, 1980, № 1
44 КОНСТАНТИН ЛАГУНОВ ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ I 1 Последний день этого года вылупился из белой морозной мглы необыкновенно поздно, и был он свинцово-сер, тяжел и студен. Не ус пел поздний рассвет в день разгореться, как вдруг заметелило, белё сый морок запеленал город, и снова пришлось зажигать еще не остыв шие электролампочки, и уже никто не приметил, когда же настала дол гожданная новогодняя ночь. Размеренно и гулко тикали часы, подталкивая время к полуноч ной точке, где оборвется год прожитой и начнется год Новый — еще не ведомый и оттого особенно приятный и желанный. И хотя в том, еще не начавшемся году не только останутся все теперешние заботы и хло поты, но и прибавятся новые,— все равно люди торопили время, обма нывая себя близким призраком новой жизни — счастливой, бестревож- но,йл удачливой. За деревянными, железными, опилочными и земляны ми стенами бараков и домов, балков и насыпушек суетились женщины, метались мужчины, заканчивая приготовления к новогоднему пиру. Холостяцкий молодежный Нижневартовск, как и весь нефтяной Север, испытывал острую нехватку представителей прекрасной поло вины человечества. Девчат приглашали, зазывали, заманивали в ком пании, и эта новогодняя ночь многим из них несла нелегкие испы тания. Невидимый под метелью город лихорадочно готовился к праздни ку, а в лоскутной хибаре Михаила Кулакова было по-нежилому пусто, тихо и холодно. В уголке топчана, как обескрыленная морозом птаха, зябко ежилась Таня, засунув руки в рукава и подняв воротник пальто. «Полно... Все бред... Сон. Стряхнуть. Пошевелиться. Открыть гла за и... Сейчас придет Михаил, хлопнет дверью — проснусь... Не сон. Не придет. Не хлопнет...» Она медленно обводила взглядом холодную пустую комнатенку, подолгу задерживая взгляд на каждом предмете.... Неуклюже развернутый стол. Опрокинутая табуретка. Какой-то мусор на полу. Белой грудой топорщится сорванная занавеска, за ко торой висел выходной костюм Михаила. На его месте пришпиленный к стене лист картона. И чемодана под топчаном нет. Ничего не оставил, кроме этого бумажного лоскутка с двумя коряво и наспех написанны ми строчками: «Ухожу насовсем. Надоело нянькать. Возвращайся к матери. Михаил». — Ухожу... Надоело... Возвращайся...— повторяла юная женщина вырванные из текста глаголы и все глубже погружалась в жуткую чер ноту безысходности. . Она первой пришла на занятие курсов закройщиц, которые с опоз данием на целый месяц, но все-таки открылись наконец. Ловила и за писывала каждое слово преподавателя, старательно срисовывала в тет радку с доски, а в душе ликующий голос: «Сбывается, сбывается, сбы вается мечта... Сбывается мечта... Сбывается...» Вот и она на пути к ремеслу. Работа нужная: все хотят быть красивыми. Она станет де лать людей красивыми... Легко и весело бежала в свою халупу. Промороженный снег то- ненькр поскрипывал под ее сапожками. А по небу катились глыбы об лаков, то и дело налетая на яркую луну. Ветер покусывал румяные ту гие щеки, холодил рот, высекал слезу из глаз, и она, приподняв ворот ник и глубже нахлобучив лисий малахай, запела: «Та-рай-да-дай. Та- рада-да-да...».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2