Сибирские огни, 1980, № 1

182 АЛЕКСАНДР ПАНКОВ Хотя бы потому, что уже В. Белов в расска­ зе «Речные излуки» выступил никаким не ^«деревенщиком», а просто художником- реалистом, сумевшим заглянуть в глубин­ ные струи жизненной реки. Под влиянием глубинных познавательных устремлений прозы взаимосвязь «старого» и «нового» в литературном сознании сме­ стилась. Приобрел нешуточную цену родо­ вой опыт поколения прошедшего и уходя­ щего. А он' убеждал, что народная жизнь начинается с конкретного человека и к не­ му возвращается, пройдя круг испытаний, свершений, будничной работы; что человек эт(ЗУ многое может, коли развернется его трудовая ухватка, самодеятельность и здра­ вый смысл, помогающий и собой распоря­ диться, и найти живые формы «артельной», коллективной жизни. Этот же опыт звучал укором Борзовым, Мотяковым, Козонковым, гордящимся чи­ ном, наводящим вокруг себя показной шум и путающим новаторство с прожектерством, деловитость с казенщиной, активность с го­ ловотяпством. Борьба «гражданства» и «мещанства», чувства общности и себялю­ бия, нравственности и эгоизма происходит в самих героях, в их душах и характерах. Бывает, что герой поступает нравственно или безнравственно, бывает, что обстоя­ тельства складываются удачно или не удач­ но,— но опасаться нужно прежде всего тех форм эгоизма, безнравственности, которые выдаются за форму гражданскую, обще­ ственную, официальную, будучи на самом деле всего лишь казенной маской. Проти­ вопоставить этому можно только одно — живые силы народной среды, ее историче­ ский опыт Но — стоп! Проблема становится черес­ чур сложной и специальной, грозит до­ стичь предела, за каковым надо переходить от эстетики и этики к конкретной социоло­ гии. Несколько лет назад в нашей критике за­ шел спор о героях публицистики, попавших в «заколдованный круг». Затем последовал спор о «реальном человеке». Суть полеми­ ки сводилась к тому, что одни критики видели решение конфликтов, показанных литературой, в апелляции к нравственному миру личности и в критике «плохих» лю­ дей. Другие настаивали на лервостепенно- сти «объективных условий». На мировоззренческом -уровне круг сей действительно трудно расколдовать манове­ нием руки или умного тезиса, поскольку во все времена нравственные качества лю­ дей не были безразличны к борьбе инт.'фе- сов, к «объективным условиям» жизни. А «объективные условия» — вот хитрая ка­ тегория!— включали в себя не только фор­ мальные установления, не только социаль­ ные отношения общественных групп и институтов, но всю действительность нравов, современного образа жизни и культуры. Один из традиционных парадоксов обще­ ственной мысли состоит в том, что так на­ зываемые «реальные люди» подвергали обычно критике ни мало ни много— всю «действительность» и все «условия» оптом. После чего неизменно вновь возникала проблема социального управления, реали­ зации общих идей и принципов в конкрет­ но-естественной жизни. Вот тут-то не на шутку скрещивались «старое» и «новое», норма и антинорма, рождались «заколдо­ ванные круги», а внутри них происходили — по тем же законам живой жизни — всевоз­ можные метаморфозы цепей и итогов, слов и дел, причин и следствий. И всякий результат был одновременно концом и на­ чалом. Например, «реальный человек», начав путь и мысля себя в качестве агента исто­ рии, мог не вдруг попасть на роль ее «объекта», ее «материала». Мог, желая об­ рести власть над обстоятельствами, «закол- доваться» обстоятельствами еще более за­ мысловатыми. По крайней мере самоуверен­ ность на сей счет легко оборачивалась разрывами в собственной практике. Но практика же требовала заново ставить «на попа» общие проблемы, неустанно искать выход из очередного житейского круга. К таким думам склонялись не только ге­ рои бахиревского типа — донкихоты, не желавшие подчиняться невидимой силе ве­ щей и неписаным правилам будничной ло­ гики. Не только нервные молодые роман­ тики, болезненно переживающие иронию истории. Думать об этом заставляли и не­ счастливые герои В. Шукшина, в особенно­ сти «чудики», съехавшие с корня. Проблема «гражданства» и «мещанства» глубоко волновала В. Шукшина, но в ито­ ге он своими рассказами втеснил в этот и близлежащие конфликты новый смысл. Пользуясь словами самого писателя, мы в данном случае говорим о столкновении Нравственности и Правды, то есть — о тяжбе должного и сущего, о том, как люд­ ской быт ищет гармонии и добра, пытается соединить высокое с низким, идеальное с реальным посреди естественного хода со­ бытий. Первоклассный художник, В. Шук­ шин взглянул на противоречия жизни так, что стало невозможным мыслить идеал на месте действительности. Должное и сущее были распределены согласно законам реа­ листического миросозерцания и здравой диалектики. Недаром проза В. Шукшина и других лучших художников 70-х годов по­ будила нас перечитывать русскую классику, проникнуться ее духовно-гуманистическим пафосом, ее правдивой искренностью и полнотой зрения. Что же касается «заколдованного круга» житейских проблем, а также баланса нрав­ ственности и правды, то литература не оты­ скала на сей счет готовых рецептов и все­ общих панацей. Да и не могла найти. Еще -Н. Г. Чернышевский утверждал: «Стремле­ ния человека и потребности человека су­ ществуют независимо от литературы. Ни возбудить, ни усыпить, ни усилить, ни осла­ бить их она не может. Не может она по­ ставить человеку новых целей, к которым он не стремился и без нее. Над всем этим бессильна ее власть, над всем этим исклю­ чительно владычествует сила событий, оди­ наково действующих на молчаливого и раз­ говорчивого, на читающего и не читающего журналы».