Сибирские огни, 1980, № 1

СУДЬБА КОНФЛИКТА 179 до отдельного человека не менее близко, чем проза «бытовая» или «дере­ венская». Героев К. Симонова, Ю. Бондарева, В. Быкова, Г. Бакланова сплошь и рядом подстерегает перемена сюжетных мест. Под напором опасности и смеоти слетают с лиц маски, теряют весомость формальные звания и ранжиры, зато проясняется истин­ ная цена характера, его прочность, его че­ ловеческая надежность. В новой повести В. Быкова «Пойти и не вернуться» связная партизанского отряда Зося Нарейко со всей очевидностью усту­ пает в находчивости и сноровке партизану Антону Голубину. Навязавшись Зосе в про­ вожатые, Антон поначалу выручил девуш­ ку, которая по неопытности сбилась в пути и была на грани провала. На первых порах герои сближаются, между ними даже воз­ никают любовные отношения. Тем рази­ тельнее выглядит затем их противостояние, переход от любви к ненависти. События ужесточаются, принимают невыгодное для героев течение. И вот «сильная сторона» — Антон — вступает на тропу отступничества, предательства, преступления, желая вы­ жить любой ценой. А «слабая сторона» — Зося,— не утрачивая ни на секунду психо­ логической естественности, с каждым ша­ гом доказывает подлинность своей натуры, свою стойкость и внутреннюю силу. Повесть В. Быкова получила противоре­ чивые оценки в статьях И. Дедкова и И. Золотусского в,«Литературном обозре­ нии» и В. Левченко и В. Оскоцкого на страни­ цах «Литературной газеты». Публикации эти довольно показательны — не только для современного восприятия книг В. Быкова, но, пожалуй, и для современной литератур­ ной ситуации в целом. Заглавия статей в «Литературной газете» говорят сами за себя: «Повторение прой­ денного?..» «...Нет, восхождение!» И, надо сказать,— при всей очевидности газетной «подгонки» заголовков —■ они точно отра­ жают пульс общественного мнения. Что греха таить, не В. Левченко первым произ­ нес: писатель повторяется... Критик в дан­ ном случае лишь попытался аргументиро­ вать соответствующую точку зрения. Как это часто бывает при однозначном заостре­ нии тезиса, вывод вышел тоже не очень гибким. Поэтому по-настоящему убеждает ответ В. Оскоцкого, который проследил психологические истоки новой драмы и с прекрасным знанием материала лаконич­ но определил меру содержательного отли­ чия и — одновременно — сходства повести с прежними книгами писателя: «Повторе­ ние пройденного. Ничего подобного. Одер­ жимость идеей совести. Идеей нравственной ответственности человека за каждый свой ш аг— мысль, слово, поступок. Идеей не­ истребимой человечности, которая и в не­ мыслимо жестоких условиях борьбы умела противопоставить себя фашизму...»1. И все-таки взвесим еще раз: «повторе­ ние пройденного?» Ведь этот вопрос в пос­ леднее время можно было услышать в ад­ 1 «Л итературная газета», 26 июля 1978 г. 12* рес не одного В. Быкова, а в ад|#ес многих писателей «военной», «городской», «дере­ венской» темы... А может, тут что-то ерть? Что-то примечено? Нет ли в этом вопросе, который иногда мелькнет в публике, некое­ го справедливого предощущения, что в со­ временной прозе силен циклический про­ ц есс— процесс подробного обживания находок, сделанных в 60—70-х годах? И как знать, нет ли в этом упрямом ощу­ щении «пройденности» и в горячей жажде восхождения потаенного знака, намекающе­ го на близость литературного экспресса к одному из граничных пунктов своего бесконечного и извилистого пути? Проза о войне располагает широким пра­ вом на усиление, концентрацию героиче­ ских черт, на сознательную гиперболу идеальных начал. Пользуясь этим правом, писатели создали плеяду героев-максима- листов. Они не расходятся с бытовой прав­ дой, но поднимаются на высоту, достойную народной памяти. Одновременно проза о войне преподно­ сит нам ценные уроки, помогающие со­ знать, что высотой и красотой души могут быть наделены и наделяются образы людей по видимости обычных, словно бы и не претендующих изначально быть знамением идеала и исключительности. Не такая ли судьба отведена героям К. Симонова — Синцову, Лопатину и, осо­ бенно, Полынину (повесть «Случай с Полы- ниным»)? Повести о Лопатине и Полынине вспоминаются еще и потому, что, хотя по­ священы они военному времени, боевые действия присутствуют здесь номинально. Что, кстати, и подчеркнуто одним из загла­ вий: «Двадцать дней без войны». Вынесена на свет та частная, личная, интимная сторо­ на жизни, которая в дни фронтовые должна бы казаться и, наверное, казалась малоза­ метной, по крайней' мере, почти не затра­ гивалась литературой, не претендовала стать предметом подробного описания. У К. Симонова летчик Полынин, напри­ мер, по ходу повествования совершает боевые вылеты, попадает в госпиталь, но его будничный фронтовой опыт не пред­ ставляет интереса для автора. Бой воспри­ нимается по меркам войны — как нечто должное, профессиональное. Взволнован же Полынин — вот неожиданность для жац- ра! — своим знакомством с актрисой Гали­ ной Петровной, приехавшей на фронт с театральной бригадой. Случай свел двоих посреди войны, и война закружила их по свету. Не сразу откроется, что за каждым из героев стоит его прошлая личная жизнь, оттесненная войной, но не потерявшая своей естественной инерции. Полковник Полынин почти до самой раз­ вязки не узнает, что у него есть на свете противник в лице режиссера Витеньки. Вроде бы он является соперником в любви, хотя любви к нему Галина Петровна давно не питает, а связана с ним в силу все той же житейской инерции. И все же Витеньке удается разрушить отношения Галины Пет­ ровны и Полынина, причем достается ему эта победа на редкость легко, бессозна#