Сибирские огни, 1980, № 1

172 АЛЕКСАНДР ПАШКОВ Как известно, широкий спор с теорией бесконфликтности развернулся на Втором Всесоюзном съезде писателей в 1954 г. Вопрос ставился кардинально: о глубоком отражении жизни народа, о преодолении сглаженного изображения противоречий действительности, описательности, парад­ ности, лакировки, «праздничного благоду­ шия», механического понимания проблемы типического как только положительного и т. д. Теория бесконфликтности необоснован­ но гиперболизировала эстетику плаката, абсолютизировала «газетное мышление», сведя роль искусства к роли элементарно­ го, можно сказать, служебного средства «идеологической работы». Сделать это бы­ ло возможно только одним путем — отго­ родив (теоретически) искусство от связей с его собственной историей, ограничив ради сиюминутности преемственность ху- жественной культуры и масштаб сверх­ задач. Отказ от конфликта в данном случае симптоматичен, ибо конфликт — «вечный двигатель» подлинного художест­ венного образа. Но— парадокс! — «бесконфликтные» про­ изведения отмечены не полным отсут­ ствием коллизий, а особыми их формами, например, борьбой «хорошего» с «отлич­ ным». Формы эти, как мы знаем, быстро обрели стереотипный, ремесленный, мерт­ венный облик. Стандарт «бесконфликтности» вопло­ тился в твердом соотношении характера и обстоятельств, человека и среды. Обратив­ шись после войны к мирным будням, ли­ тература на первых порах вывела на свет одиночку-эгоисга, противопоставившего себя организованной общности: коллекти­ ву, семье, общепринятой морали... В этом конфликте виноватая сторона — неизменно эгоист-одиночка. Виноват и плох он по определению, ' ибо — «выро­ док», ибо отклоняется от... Ему остается либо поспешно исправиться, либо потер­ петь нравоучительное фиаско. Общее по­ ложение вещей — против него, но траге­ дии в этом нет. Есть показательный урок. Казалось бы, все отлично: свершается торжество морали и коллективного инте­ реса. Но то, что хорошо для плаката, не слишком хорошо для художественной про­ зы. Коллизия с одиноким эгоистом пришла в противоречие с познавательными «зако­ нами» и воспитательными потребностями искусства. Слишком резали глаза идеали­ зация и приукрашенность обстоятельств. Сюжетная схема, окостенев, перестала восприниматься как зеркало реального опыта, как аналог его круговращений, в коих общие и личные интересы, доброде­ тели и грехи отнюдь не разложены по по­ лочкам, не поделены раз и навсегда меж­ ду людьми. Спор с бесконфликтностью — как мо­ мент в жизни общественного сознания — дает возможность высказать гипотезу об образовании границы историко-литератур­ ных ситуаций. Граница эта, разумеется, не абсолютна и не материальна. Тем более, что живая практика литературы непрестан­ но копила в себе опровержение бесконф­ ликтности. В тот же период появились кни­ ги А. Фадеева, А. Платонова, Л. Леонова, Б. Полевого, В. Катаева, Э. Казакевича, В. Пановой, свидетельствовавшие о том, что эти писатели чутки к диалектике жизни, что поиски прозы неотделимы от много­ гранных реалистических традиций. В том-то и сложность исследования ис­ торических процессов в искусстве, в осо­ бенности в искусстве XX века, лелеющее идею творческой самостоятельности и но­ вации. Здесь законы поступательности ес­ ли и сказываются, то, главным образом, в фактах художественного потока. Но стоит обратиться к фактам оригинального твор­ чества, как логика поступательности под­ вергается суровой проверке. Ведь эволю­ ционные связи в искусстве— да и культуре вообще — могут рождаться и рожда­ ются не по правилам простых стадий, но по правилам динамики духа. Очередной — хронологически-художественный факт при ближайшем рассмотрении связан че­ рез сознание автора с широчайшим кон­ текстом истории искусства. Так случилось, например, с романом М. Булгакова «Ма­ стер и Маргарита». Истинный художник, будучи сыном свое­ го времени, соотносит себя не только с опытом коллег-современников, но и со своими великими предшественниками. Но­ вый текст есть одновременно парафраз всей наличной словесности, по крайней мере, потенциально. «Автоматизированная», утратившая смыс­ ловую убедительность коллизия представ­ ляет собой п с е в д о к о н ф л и к т . Как пра­ вило, в нем утрирован и сведен до застыв­ шей маски характер, искусственно сужены и надуманы обстоятельства. Но главное — перевернуты соотношения должного и су­ щего: желаемое (гармоническая жизнь) подставлено на место действительного (житейского круговорота). На самом деле— в жизни — нравственная и социальная гармония всегда есть не исходное положе­ ние вещей, а постоянно искомый идеал, некая проблема. «Коммунизм для нас,— писал К. Маркс,— не состояние, которое должно быть ус­ тановлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. . Мы называем коммунизмом 1 действительное движение, которое уничтожает тепереш­ нее состояние»!. Современная история такова, что челове­ ческая судьба, даже самая образцовая, не укладывается в простую реализацию из­ вестных укладов или установлений. Точно так же «организованные общности» не без­ различны к своему человеческому составу. История заставляет людей решать трудней­ шие социально-практические и моральные задачи, осмысливать вновь и вновь суть собственного поведения, соотносить между собой права и обязанности, цели и возмож­ ности, вести борьбу за существование, на­ конец, перестраивать собственный харак'К . М а р к с и Ф. Э н г е л ь с . Соч., т. 3. с. 34.