Сибирские огни, 1980, № 1
142 графу Толстому, что я имею искреннее стремление служить родине и не руковод ствуюсь личными антипатиями и интрига ми.» Если Вы можете быть полезным, ес ли можете сказать доброе слово за газету, за ее поведение в университетском воп росе, и за меня, как за редактора, не от кажите и напишите мне письмо, с кото рым бы я мог явиться к графу». Прочитав это, Василий Маркович недоб ро усмехнулся. Просимого заступительно- го письма он сочинять не стал. На том пе реписка Ядринцева с Флоринским пре кратилась. И навсегда. Но Ядринцев и теперь не оставлял уни верситет. В 1885 году он много писал и о скандальных похождениях Михайлова, и о доверчивости терпеливого строительного комитета, принимавшего негодный кир пич... и все равно построившего универси тет главным образом благодаря неприви легированным предпринимателям — про ще говоря, благодаря кустарям. Михайлов затеял судебную тяжбу с «Восточным обозрением». Он пил горькую с томскими адвокатами. То были иску шенные мошенники, отбывавшие до'воль- но комфортабельную ссылку за шулерство и мздоимство. Ядринцев прозвал их стаей- червонных валетов, определяющих за зе леными столами сибирскую гражданскую жизнь, и постоянно призывал убрать их из города, как только университет откроется. Червонные валеты, естественно, платили Ядринцеву темной монетой ненависти. На- стал случай посчитаться, и они натаскивали полуграмотного Михайлова, готовили для него (за хороший гонорар) толковые бу маги. 12 октября 1885 года петербургский го родской суд слушал дело редактора газе ты «Восточное обозрение» Николая Михай ловича Ядринцева по обвинениям томского городского головы Михайлова. Ядринцев защищался сам и прежде все го отверг подозрение в личных поводах нападать на Михайлова. — Все, что писалось,— говорил он,— на ходилось в связи с общественным вопро сом об университете. Я с лишком двадцать лет защищаю это дело в печати и очень заинтересован в нем. На городского голову Михайлова при его вступлении в должность «Восточное обозрение» возлагало даже надежды... Университет был дорогим делом для си биряков. Масса лиц, одушевленных патрио тическим стремлением, считала долгом со действовать университету. А томский го родской голова, преемник известного жертвователя и деятеля на пользу универ ситету Цибульского,— что же он сделал? Ровно ничего!.. Не знаю, прибавят ли что- либо штраф и наказание бедной печати к славе и богатству томского подрядчика и купца Петра Михайлова, но, что бы ни по стигло меня, останусь со спокойной сове стью, при убеждении, что, выполняя свой долг, я честно служил общественному де лу и отдавал все силы моей родине. Приговор суда по делу Ядринцева гла сил: невиновен. БОРИС ТУЧИН 6 Отделка главного университетского зда ния под наблюдением Нарановича и Бе лявского велась три года. Колоссальная площадь потолков и стен — пятнадцать тысяч квадратных сажен— тре бовала десятков рабочих рук. Явилась маломощная томская артель, спросив большую плату и назначив долгие сроки. Штукатурам на пробу отвели пару кабине тов. Архитектор, оценив результаты, толь ко брезгливо поморщился. Больше в Томске нанимать было некого. Белявский ходил подавленный, и в таком настроении повстречал его однажды на Са довой хроникер «Сибирской газеты» Вол ховский. — Думаю, что могу дать вам полезный совет, Андрей Семенович,— сказал он.— В Сибири происходят порой поразительные вещи. Есть такой крохотный, заброшенный городок Ялуторовск, и в нем, представьте, живут лучшие по эту сторону Урала шту катуры. — В Ялуторовске? Почему там? — А про декабристов забыли? — Вол ховский лукаво сощурился.— В Ялуторов ске их было несколько, и они сложа руки не сидели — обучали тамошних жителей грамоте, устраивали кружки, старались внедрить ранее не известные ремесла. Уверен, узнают ялуторовские штукатуры, зачем их зовут в Томск, и хотя бы в бла годарность к памяти учителей приедут. И деньги возьмут небольшие. Белявский, с попутным обозом, тронулся в путь. В Ялуторовске Белявский сразу нашел общий язык с артелью, и знаменитые мас тера первой руки едут на свой счет в Томск и поселяются в казарме близ университета. Их много — сорок три. Тяжело больной Белявский не чаял пере жить весну восемьдесят третьего года, но уцелел исключительно благодаря тому, что страстно желал увидеть завершенным со оружение, которому без остатка отдал последние свои годы. Белявский приходил любоваться артистической работой масте ров, что отделывали университетские по толки и стены, и чувствовал себя ближе к ним, нежели к чиновникам, среди которых провел жизнь. Ибо штукатуры жили тем же, чем он. Университет был предметом рабо чей гордости штукатуров и более чем вершиной йх труда: университет соединял нынешние времена с грядущими, которых не увидеть, до которых не дожить, быть может, но они наступят, эти новые, пре красные и справедливые времена. Так понимал происходящее Андрей Се менович Белявский, и казалось ему, силы вновь играют, и правда, кашель стихал, и он, будто в молодости, наслаждался при родой. Остренькая травка, лист березовый клейкий, строгие облака и острокрылый жаворонок в небе над Университетской ро щей— здравствуй, день! А штукатуры, когда он, изможденный и бледный, покидал их, с горестным понима
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2