Сибирские огни № 11 - 1979

Танки, пушки, бомбы, пули. Смерть всех марок и систем... В Куулгу с войны вернулись Из с е м и д е с я т и — с емь . Я с годами чаще слышу: Раздается под землей Стук сердец ребят погибших. Ставших прахом и золой. Не вернуться им вовеки. Не узнать любви, тепла. Отсекли парней, как ветки. От алтайского ствола. Родине служили свято Силой мужества, любви. Не исполнили ребята Лишь один приказ: «Живи!» I О Д И Н Н А Д Ц А Т Ь Д Н Е Й (Из тетрадей Димана Эзенова) Этот день я до смерти буду помнить. 20 октября 1941 года. Мы окружены, бое­ припасы на исходе. Фашистские самолеты сбрасывают листовки: вот немецкие парик­ махеры бреют сдавшихся в плен; вот солдаты в бане, получают чистое белье... Со всех сторон из рупоров: — Вы окружены! Сдавайтесь! Гарантируем жизнь... И снова — лай пулеметов, вой мин, свист пуль. Эх! В девятнадцать лет обидно умирать! Хоть бы женат был, хоть бы детьми об­ завелся... Погибну — никого после меня не останется... У того, кто духом .п ал,— и конь спотыкаться начинает,— так говорят у нас в Куулге... Нет, не надо до смерти под камень ложиться. Если разбиваться, то — падая, а если падать, то — с высокого дерева, Диман... Третий день. Что делать? Как вырваться? Третьи сутки в плену у врагов. Снег. Хо­ лодно. Окраина какого-то села. Голод. • Комсомольский билет я спрятал в сапог, под стельку. Хотя сапоги целы, я их об­ вязал проволокой. Чтобы шакалы на них внимания не обращали. Пятый день. Стою утром в очереди за бурдой. Один из офицеров манит к себе и, указывая на меня круглым подбородком, что-то говорит стоящему рядом фашисту. Тот на чистейшем русском спрашивает: — Как зовут? — Диман. — Иван? — Можно и так, но все-таки я — Диман. — Ду бист руссиш?.. Ну, это и без перевода ясно. Отвечаю: — Можно и так понимать, но все-таки я — алтаец. Обер, улыбнувшись, что-то говорит. — Не хочет ли сибирский дикарь жить в Берлине? — перевел его прихвостень. А, думаю, будь, что будет: — Однако поживу в Берлине после нашей победы! Словно в горячий жирный котел капнула холодная вода, так переводчик заши­ пел: «Шр-р-р». Обер отбросил сигарету. И ка-ак даст мне в челюсть... Очнулся в сарае. Рядом солдат Пупышев. Болит спина, голова. Лицо опухло, глаза еле шевелятся. — Я думал, тебе уж — каюк, не поднимешься...