Сибирские огни № 11 - 1979

родила бывшего каторжника, когда он ока­ зался в эвенкийском стойбище. Он ласково по топорищу Ладонью жесткою провел: «Пора подустать о жилище, Здесь, говорят, мороз-то зол!» ; В своей рязанской деревеньке, Бывало, плотничал с утра... Топор... А ведь давно-давненько • • Не брал он в руки топора! И, наточив его любовно, Он спозаранку, в тихий час, Поспешно вышел в чащу, словно На праздник светлый торопясь. Так личным трудовым примером было положено начало дружбы эвенков с русским ссыльным Иваном Непомнящим, основав­ шим целый род Непомнящих и дав­ шим свое имя всему эвенкийско-русскому селу. Прошло «много-много лет» после смерти «первого жителя» этого села. В годы Граж­ данской войны «с отвагой истинно былин­ ной рубили насмерть беляков сыны бродя­ ги с Сахалина, сыны ангарских рыбаков»... Как видим, социально-историческая необ­ ходимость и закономерность братской дружбы русских с малыми народами Сиби­ ри, кравственно-возрождающая, духовно- лреобразующая и объединяющая людей сила труда показаны К. Лисовским не де­ кларативно, без всякого риторического нажима (как бывало это у него раньше, до­ пустим, в стихотворении «Братство»), а с глубоким иДейно-психологическим проник­ новением в тему, в образ живой, полно­ кровный... «И хорошо, что поэт не поддался соблаз­ ну сочинить продолжение — тогда бы ис­ чезла достоверность, разрушилась бы поэ­ тичность этой доброй «были»,— писала критик И. Денисова в статье о К. Лисов­ ском. Увы! Продолжение — было. И гораздо длиннее доброй «были». Если ззять поэму в ее первоначальных изданиях, то мы увидим, что она распада­ ется на две разных, сюжетно самостоятель­ ных, но художественно не равноценных ча­ сти. О первой — сказано. А вторая? Из глубокой старины (через три-четыре строфы о Гражданской войне и организа­ ции в селе Непомнящем колхоза в тридца­ тых годах) автор сразу бросает нас в со­ временность, когда уже младший с^н быв­ шего бродяги становится дедом. Нить, долженствующая связать времена и поко­ ления, здесь слишком тонка и непрочна; сюжет требует иной стилистики, даже мет­ рики стиха. Замысел автора показать жизнь и людей села Непомнящего в нача­ ле 50-х годов нашего века не получает до­ стойного художественного воплощения. Вторая часть поэмы, описательная и растя­ нутая, лишена и острого, значительного конфликта; характеры героев (дед Стахей, эвенк Семен, механик Геннадий и другие) шаблонны и статичны. Переименование села Непомнящего в село Советское моти­ вировано, с точки зрения идейно-художе­ ственной, малоубедительно. Мысль о ра­ стущей и крепнущей дружбе русских и эвенков лишь проиллюстрирована подходя- 12 Сибирские огни № 11 щими «сему случаю» сценами и картинами (дружеское застолье, помощь одного кол­ хоза другому и т. д.). Вот такая иллюстративность, описатель- ность, идилличность явно диссонируют с живописной образностью, драматической насыщенностью начальных глав поэмы, ко­ торые только и передают истинный смысл ее названия — «Бежал бродяга с Саха­ лина». Автор, вероятно, понял свой художест­ венный просчет, отказавшись впоследствии от публикации поэмы целиком и печатая лишь отрывок из нее, который и заслужил одобрение читателей и критиков. Однако и во второй части произведения было доста­ точно хорошо «сработанных» стихотворных строф, были даже целые куски, исполнен­ ные настоящей поэтичности. Позднее они органично вошли в другие стихи К. Лисов­ ского, а стихотворение «Голубая Ангара», к примеру, целиком взято из второй части произведения. Просчеты и недостатки второй части поэ­ мы и некоторых стихов 50-х годов нельзя принять лишь за личные авторские неуда­ чи — и только. Вернее было бы сказать, что писатель здесь просто (но так ли уж просто?!) искренне и добросовестно отра­ зил весьма распространенные тогда воз­ зрения на литературу, согласно которым герой должен быть прежде всего челове­ ком, «положительным во всех отношениях», а реальная действительность — радужной и безоблачной. Серьезные сдвиги общественного созна­ ния во второй половине 50-х годов, когда : партия и народ повели решительную борь­ бу против ошибок, перегибов и догм прош­ лого, К. Лисовский переживал мучительно и болезненно, что отразилось в его стихах очень субъективно, даже односторонне, с заметным душевным надрывом. «Пора эстрады» в поэзии его явно раз­ дражала, и свой «удар» по «теории бес­ конфликтности» в литературе, беспочвен­ ность и вред которой была писателем осоз­ нана, он нанес довольно-таки «своеобраз­ но», обрушив гнев на... молодежь. Вот стихотворение «Цена строки» — от­ кровенное, резкое, полемичное, давшее впоследствии название целой книге и, значит, в какой-то мере программное. Речь в нем идет о неразрывной связи литерату­ ры с жизнью, нередко суровой и много­ трудной. Позицию автора, поверяющего «цену строки» «в цехах, на стройках», «у костров», можно б только приветство­ вать, если бы... если бы он не свел столь важный разговор к заурядной «внутрице­ ховой» полемике. С открытым забралом бросается герой поэта в бой, не скрывая своих пристрастий и антипатий, пренебрегая нюансами всяких там художественных «переходов» и «пово­ ротов»: Да, нам часто жилось несладко. Стужа легла нас И шторм мотал. « Только (?!) мы не бывали падки Ни на моду. Ни на скандал.