Сибирские огни № 11 - 1979
исполнена в ином размере и ритме, нежв ли все стихотворение, и это вносит интона ционные и эмоционально-психологические оттенки в поэтический рассказ. Наконец,— Ч это главное,— песня необходима, чтобы поставить вопрос о главной цели русских землепроходцев: Неужель в курганах затерялась Дерзость этих душ и этих глаз? Неужели только в тихий час Песня проголосная осталась Памятью единственной о вас? «Нет, неправда!» — восклицает поэт и го ворит о благородной, гуманной миссии русских, которые, строя крестьянские избы, мастеря ткацкие станки, разводя скот, вы ращивая хлеб, лен, коноплю, поднимали аборигенное население на новые, более высокие ступени общественно-историческо го развития. Историческая справка, взятая эпиграфом, получает в стихотворении развернутое ху дожественное отражение, служит как бы толчком, поводом для создания поэтиче ской картины о подвиге русских землепро ходцев. История сливается с поэзией, и скупая, «информативная» историческая справка органически перекликается с поэ тической строфой — концовкой стиха: Так вот, тьму татарскую развеяв. Предок безымянный, сердцем яр, У слиянья Качи с Енисеем Выстроил острог, пустырь засеял, Дал острогу имя: «Красный Яр». Подвижнический труд первопоселенцев Сибири продолжили их потомки. В стихотворении «Мальчик» мы видим юного Сурикова, очарованного «русской силой, русским смехом, русской песни гул ким эхом». Но больше всего потрясает бу дущего великого художника казнь каторж ника, что «стоит онемело» со свечкой в по синевшей руке «на досках помоста», не сломленный, несмиренный, полный «през рения к стражникам»: Безжалостна стужа, Морозны туманы... И слезы и ужас В глазах мальчугана. Свечи этой пламя. Рассвет этот синий Возникнут с годами, На грубой холстине. В стихотворении рассказано о детских впечатлениях и чузствах художника; он ско ро уедет, как когда-то «холмогорский сын бедолаги-рыбака». Доступными поэтическому слову средст вами К. Лисовский раскрывает мир образов и красок, показывает кусочки жизни и бы та, короче говоря, изображает многое из того, что в немалой степени питает вообра жение, будит мысль и чувство, а значит, формирует, утверждает в искусстве щедро наделенного от природы человека. Иногда автор дает более или менее развернутые картины-описания старого Красноярска (казнь каторжника, зимний праздник). Иног да ограничивается маленькой вроде бы де талью , но за нею просматривается сюжет самобытной и колоритной жанровой сценки для живописца. Например: «Начинают ба бы чинно свой кедровый разговор. Ох, и вкусные орешки! Ох, и солнце! Как вес ной...» Если нужен фон,— поэт его с готовно стью предоставит: «В белом вихре мчатся санки, тараторят шаркунцы. На потеху спо заранку едут дети и отцы». Если понадобится раздвинуть «рамки» картины, то вот — пожалуйста: «И пыла ют жарко лица у смеющихся девчат, полу шалки, как жар-птицы, чистым золотом го рят». Примечательно, что все эти и другие зри мые, красочные, сочные картинки, сценки даны поэтом в стихотворении о худож нике... Стихи красноярского цикла (особенно о прошлом) — своеобразные поэтические очерки нравов, в котбрых уловлены атмо сфера, дух, аромат далекого времени и создана целая портретная галерея людей: казаков, воевод, ссыльных, мещан и т. д. Красноярск... Красный яр... «Красно яры— сердцем яры» (выражение В. И. Су рикова)... Эти слова — как камертон, по которому поэт пойеряет музыку всего стиха. Кажет ся, они настолько завораживают автора, что всю стихотворную речь, всю образную систему и поэтику он настраивает на их звучание, в котором улавливает некий осо бый и потаенный смысл. И действительно, нажим на «р», рази тельно ощутимый в этих словах, не только производит определенный фонетический и лексический эффект, но и — что приме чательно — «работает» на саму идею стиха: Мне дороги гордые предков порывы. Их нрав непокорный и вольнолюбивый. И смотрите, как естественно вписывает ся в резкость «рокочущих» строк, контра стируя и одновременно сливаясь с ними, как бы смягчая их, слово «вольнолюби вый». Все это, вместе взятое, передает весь пыл, страсть стремления к свободе, к воле!.. А вот начало стихотворения «На Часовен ной горке». Отметим здесь, кроме богатой звукописи, еще и внутреннюю рифмовку строк, усиливающую и Эту звукопись, и сам образ «горки»: Вдыхая дымок, по-осеннему горький, Я молча стою на Часовенной горке. Стою у обрыва, а ветер игриво Теребит травы пожелтевшую гриву. А рыжая глина — как отблеск пожара. Отсюда название «Красного Яра». Это не искусственная игра самодельным, «самовитым» словом и звуком, а образец, пример единства формы и содержания, звучания и смысла. И в том, что К. Лисов ский нашел такие фонетические, лексиче ские, ассоциативно-образные ряды,— сви детельство его природного поэтического дарования и профессионального мастер ства. Задача автора —- заострить читательское внимание на образе исторической Часовен ной горки, ибо —
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2