Сибирские огни № 11 - 1979

О тряд находится в пути уже третьи сутки. Устали мы. В тайгу попали впервые, и ходьба по извилистой тропе, через корни и завалы оказалась нелегким делом. До­ саждает комарье, лошади не выдерживают — рвут привязи, убегают, теряя среди де­ ревьев вьючные сумы. А ведь они тащат на себе тяжелые буровые трубы, геодезиче­ ский инструмент, палатки. Поэтому движемся больше ночью. Ведешь лошадь через болота, реки, и кажется, эти раздувшиеся бока и горб мешков.— часть самого тебя, кажется, нет пределов темноты, нет конца тропы. Но караван идет, и ты держишь свой строй, сжимая в ладони повод, вглядыва­ ясь в тропу. Стучат копыта, скрипят ремни.... Вдруг натыкаюсь на конский хвост. Остановка. Надолго ли? Плеск воды совсем рядом... — Держи,— слышу хриплый шепот моего друга Пети Никулина и ощущаю в ру­ ке скользкий ремешок. А Петя уже ползет вниз, ломая кусты, роняя камни. Долго тянутся минуты. — Пей... Нащупываю мокрую, наполненную водой кепку. Пью с жадностью. Старая кепка вобрала в достатке пота и пыли. Теперь чище будет... А сзади торопят: «Давай ско­ рей!» Это Таня Бодина. Кепка течет словно решето, и Таня подставляет ладони, пле­ щет на себя. — Ребята,— водичечки,— протягивает фляжку Нина Кругова. Опирается на пал­ ку как на клюку — вчера ногу подвернула. Нет, не узнать наших девушек, веселых, всегда подтянутых. Трудно даются им каменистые тропы, походная неустроенность. — Привал, привал...— доносится спереди. — Наконец-то,— вздыхает Таня. Отводим лошадей в сторону, привязываем к деревьям. Снять вьюки, развести костер — дело минуты. Какое наслаждение — лечь на разостланную палатку и не же­ лать ничего... Небо просвечивает сквозь листву, серое, потом голубое. Убаюкивающе журчит река. Провести бы здесь день-другой... Но нет. Придет начальник отряда Евгений Ми­ хайлович, поднимет нас. Сам шагает без устали, бывалый таежник. И сейчас где-то хо­ дит, тропу ищет. Ну, а привалы устраивает, мы уверены, чтоб лошадям дать передох­ нуть. Нас подбадривает рассказами из своей жизни. Евгений Михайлович появился из-за деревьев внезапно, как всегда. Наклонился, что-то положил на траву. Олененок! Маленький, ушки вытарчивают, черные глазенки блестят испуганно. — В завале запутался,— басит Евгений Михайлович.— Ногу попортил. Ну-ка, де­ вушки, кто по этой части... Мы сгрудились над малышом, тянемся погладить. — А х ты дитенок, без мамы... Дрожишь весь, бедненький,— причитает Таня. Она осторожно берет тоненькие, как палочки, ножки, водит пальцем по мягкой шерстке. Повыше гладкого черного копытца кожица содрана, виднеется бело-розовое.— А вот ссадина. Дайте-ка бинт... Таня действует уверенно: подправила ровненько кожицу, перевязала. Будто всю жизнь лечит оленят. Сама переменилась — только что пластом лежала, стонала, на­ тиралась какой-то вонючей мазью . А теперь — командует... — Поесть ему. Сгущенки. Свернула конец носового платка, обмакнула, поднесла олененку: — Глупенький, неразумненький, есть надо.— Таня мягко и настойчиво подсовы­ вает «соску». Малыш мотает головой, отворачивается. Потом лизнул — и потянулся к сладкому, зачмокад. — Понравилось... Приучим к нашей еде. Забавно смотреть, как раскрывается беззубый рот, ухватывает «соску», смешно дергает ее. Когда отнимают — ищет, вертит головкой. — Какой вертунчик,— разговаривает с ним Таня.— Вертунчик-Федюнчик. Ф едя, значит. Вот и назовем.