Сибирские огни № 10 - 1979
Тоня не восприняла шутку Худаева. Она была глубоко убежде на, что начальство, которое возят на служебных «волгах», шутить не может. Соловьев стоял на полу в носках, и в каждой руке у него покачива лось по ботинку, он держал их за шнурки. Тоня не видела его лица, но и спина у Ильи Степановича казалась ей виноватой. И главное —он молчал. А на самом деле все было не так. Соловьев подумал, что раз уж Ху- даев приехал на участок, значит прибыли взрывники. Прибыли или при будут завтра. Он досадовал, что Худаев томит его всякими ненужными разговорами, ждал главного. О ботинках он просто забыл. — Ваша помощница когда-нибудь делает передышку? —спросил Худаев. Тоня поднялась. Я могу выйти? —сказала она и ободряюще посмотрела на Илью Степановича: крепитесь, мол, я все равно вам не подмога. — В чем дело? —Соловьев сел на табуретку, начал обуваться.— Я что-то не совсем понимаю. — Помощница у вас более понятливая.—Худаев перешел к столу и сел на ее место.—Я попрошу вас,—обратился он к Тоне,—съездить с моим шофером в управление и привезти из геогруппы исполнительную схему на перемычку. Тоня молча оделась и, еще раз ободряюще оглянувшись на Соловье ва, вышла из вагончика. Худаев, распахнув пальто, задумчиво крутил ручку арифмометра. — Когда-то, сразу после института, я начинал в проектной конторе и дослужился до руководителя группы, до друга группы, как теперь на зывают. И вот, когда не было работы, мы устраивали соревнование, кто больше за одну минуту крутнет ручку арифмометра. Я был чемпионом, крутил что-то за сотню раз... Илья Степанович хмыкнул, он не умел поддерживать в начальстве лирическое настроение. Худаев отвернулся и долго смотрел на морозные узоры окна. Чай ник звякал крышкой, в вагончике становилось душно. Соловьев отклю чил «козла», подсел к столу. — Василий Павлович, с мерзлотой надо что-то решать,—сказал он угрюмо.—На дренаже и на зачистке плана не сделаешь, хоть раз бейся. Худаев продолжал молчать, он поскреб обмерзшее стекло ногтем, оттаял ладонью глазок и посмотрел в него на улицу. Вряд ли он что-ни будь мог там увидеть. В декабре светало поздно. — Ну ладно,—Худаев круто повернулся к Илье Степановичу и гля нул на него иронически.—Вы, Илья Степанович, женоненавистник, что ли? Мороз за тридцать, а женщины у вас в котловане не разгибаются. Ни бытовки, ни черта. Актировали бы день. Или по сотке им выдали для сугрева. «Может, он пьяный»,—подумал Соловьев, и у него начало нестер пимо жечь под ложечкой. От этой боли, которая так внезапно его прон зила, он почувствовал решимость. — Может быть, вы сегодня приняли для сугрева? Может быть, у вас появилось желание покуражиться? —Соловьев передохнул, собира ясь говорить долго,—Так давайте не здесь, давайте спустимся в котло ван, пообещайте, женщинам по стопарю или вообще прекратите работы, потому что все равно от перемычки ничего не останется, и все, что они там продули и выскребли, надо будет делать заново. В паводок все по летит к черту, вы это знаете.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2