Сибирские огни № 10 - 1979
крыльцу. В коридоре было темно и тихо. Улыбин пошел на ощупь, наты каясь на какие-то предметы и тихо ругаясь. Дверь он открыл резко, даже не постучав. Посреди квадратной комнаты, окруженной четырьмя кроватями, стоял стол, уставленный бутылками, и за столом, положив подбородок на кулаки, сидел Лопухов. Он смотрел на Улыбина без удивления, но, кажется, вполне осмысленно. Улыбин молча остановился в дверях. Ло пухов на это никак не среагировал. — В честь чего праздник? —спросил Улыбин. •— Вот,—Лопухов поднял со стола пару связанных за шнурки зим них ботинок. Сразу их Улыбин не заметил.—Им теперь сносу не будет.— Лопухов широким жестом обвел батарею бутылок. Голос у него был спо койный и трезвый. Лопухов отыскал среди полных и пустых бутылок по чатую и налил себе стакан,—Я не приглашаю, не все считают, что по купка обуви —это повод.—Он выпил, поставил стакан и закурил, вопросительно глядя на Улыбина. Странное дело, но Улыбину вдруг тоже страстно захотелось выпить. Невольно он перевел взгляд с лица Лопухова на стакан. Тот засмеялся и прикрыл стакан ладонью. — Чему вы смеетесь? —Улыбин чувствовал замешательство от того, что Лопухов прочитал его мысли. — Выражаю настроение,—с насмешкой сказал Лопухов.—Я разде лил запасы алкоголя на две части. Первая для веселья, вторая для печа ли. Вот допиваю предпоследнюю бутылку веселья, потом буду пить и плакать. Вы пришли вовремя, имеете возможность захватить обе фазы. Возможно, вторую половину я буду пить в полной темноте. Я пока не решил.—Он посмотрел на шестнадцативаттовую лампочку, висящую под самым потолком.—:Если вы не торопитесь, вы можете присесть. Во обще мой принцип —пить молча, но для вас я хочу сделать исклю чение. — Из уважения, что ли? —спросил Улыбин, он продолжал стоять. — Из любопытства.—Лопухов налил себе еще полный стакан. «Нахалюга»,—Улыбин начинал злиться. — Пьяный ты, Лопухов* и кочевряжишься. — Ни в коем случае, Виталик. Хочу тебя ввести в лабораторию сво ей внутренней жизни. — В твой темный чулан меня не потягивает. Разные мы с тобой, Лопухов, люди. — Эх ты,—Лопухов тяжело поднялся, оперевшись о стол, на скулах его заходили желваки.—Разные? Да мы с тобой одинаковые как две капли. Только ты думаешь, что ты лучше. Думаешь, ведь, Виталик, ду маешь, что ты умный, а все дураки. Ан нет. Я тебя сразу раскусил, у ме ня на таких, как ты, глаз наметан. И разница между нами, знаешь, в чем? Ты прешь наверх, а я вниз. Ты думаешь, наверху теплее... Это только кажется. И потом, если все попрут наверх, что будет? Места под солн цем не останется. Кому-то надо и вниз. Понял, начальник? Будешь вспоминать Костю, когда тебя наверху сквознячок прохватит. А вообще- то, ты вряд ли доберешься до верху. Больно ты резв, таких надолго не хватает. Хоть ты и летчик-налетчик,—Лопухов захохотал и забарабанил ладонями по столу. —Ханыга ты, демагог, а я хотел тебя еще оставить... — Добродетель ты ^ой.—Лопухов сполз с табуретки и встал на ко лени.—Не надо. От себя мне не убежать, а от тебя я убегу. Улыбин выскочил в коридор, хлопнул дверью. Он вел машину на угад, не глядя на дорогу: что-то в словах Лопухова его больно ранило. В этом не хотелось признаваться даже себе. *
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2