Сибирские огни № 10 - 1979
бутылки. Одновременно он проверял кастрюли и обнаружил, что за обе дом дети ели только второе, а к супу даже не притронулись. Об этом то же нужно сказать. Илья Степанович меланхолически чистил картошку и бросал ее в далеко стоящую кастрюлю, брызги летели ему в лицо. Он вытирал тыль ной стороной руки, испытывал легкое раздражение, но не подвигал каст рюли, потому что делал все это машинально, думая о своём. В тот вечер думалось вперемежку и о том, что Юлька становится модницей, но недостаточно аккуратна, и сразу вдруг мысли перебрасы вались в котлован плотины. Ему возили щебень не той фракции, и он думал о том, как это пакостно, когда все, начиная с Худаева-, знают, 4что этого делать нельзя, а делают. Вернее, вынуждают делать его. Ве- >“зут ему этот негодный щебень. Если он потом не уломает куратора, то его же обвинят в неразворотливости или еще в чем-нибудь. Ужинали часов в девять. Потом дети бесились, и он их еле уторкал к половине одиннадцатого. Илья Степанович погасил свет и перешел на кухню. Через стенку у соседей были слышны голоса. И, кажется, Со ловьев узнал смех Аннушки. Но это никак не отдалось в его душе. Он только подумал, до чего же добросовестная баба, эта Аннушка, после такой работы на морозе колотиться еще до полуночи. Нет, он на месте Улыбина ей бы этого не позволил. С этой мыслью он завел будильник, включил на всякий случай на малую громкость радио и лег. Заснул Соловьев быстро, уже без радост ного предчувствия, а просто как человек, утомленный длинным днем. Встал он как обычно. Выпил чаю и вышел на площадку. У дверей Соловьев замешкался, проверяя в карманах перчатки, которые имел привычку забывать. В подъезде было тихо, Илья Степанович уезжал на работу чуть раньше, чем остальные жильцы. Даже с Улыбиным они поч ти никогда не встречались утром в подъезде. Илья Степанович глянул на часы и не спеша стал спускаться. Авто бус приходил к остановке ровно в семь, а он —точно к автобусу. На вто ром марше Соловьев услышал, как на его этаже щелкнула дверь. «Ага, значит, сегодня с попутчиком». Соловьев продолжал спускать« ся. Он был уверен, что вышел Улыбин. Илья Степанович остановился, чтобы подождать его. Тот тоже остановился. «Закуривает»,—решил Соловьев и, постояв некоторое время, крикнул наверх:—Прибавь ходу, время не ждет! Но Улыбин не только никак не откликнулся, но, казалось, затаился. — Ты что там застрял, Улыбин? —еще раз крикнул Соловьев.— Я тебя жду и я тебя вижу.—Он засмеялся; у самой стенки поднялся на несколько ступенек, чтобы посмотреть, почему замешкался сосед. Но это был не Улыбин. По лестнице, глядя в сторону, спускалась Ан нушка., Соловьев оторопел. Они не поздоровались, и Соловьев вместо того, чтобы спускаться следом, стал зачем-то подниматься к себе. Он остановился у дверей Улыбина, разрываемый ревностью, и никак не мог сообразить, что ему делать дальше. Он понимал очень ясно и холодно, что у него для ревности не было никаких оснований. Но понимание не давало успокоения. Соловьев не заметил, как оказался на кухне. Он сидел в темноте и чутко прислушивался к шагам Улыбина за стеной, к гудению воды в уни тазе, и эти звуки полностью поглощали все его внимание и мысли. Он вздрогнул, когда на кухне вдруг вспыхнул свет. — Ой,—вскрикнула Юлька.—Ты еще дома? Она стояла в помятой ночной рубашке, лохматая и удивленная. Яр кий свет резал им глаза, и они, жмурясь, недовольно смотрели друг на друга.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2