Сибирские огни № 10 - 1979
Женщины в бригаде ее любили, и она с радостью бежала на зов, где надо было приподнять, поддержать. Была она бездетной и безмуж- ней, хотя была три года замужем и любила бывшего мужа без памяти. Соловьев ее выделял разве что за рост. Он называл ее, как все, Аннуш кой, но обращался на «вы». — Так вы придете? —спросил он. — Придет, куда ей, бедной, деваться! — крикнула Тиунова. Соловьев со строгим выражением лица направился к двери. Однажды утром перед дверью Улыбина Соловьев увидел белые из вестковые следы. — Значит, ремонт идет полным ходом,—решил он. Весь день на работе Соловьев вспоминал о следах у чужой двери и нет-нет машинально поворачивал на крыло плотины, где работали дре- нажницы, хотелось увидеться с Аннушкой. Но он убеждал себя, что это не нужно. Не к чему... За делами он отвлекся, совершенно забыл об утренних своих ду мах, но иногда в самые неожиданные моменты вдруг ощущал какое-то смягчение души, словно вот-вот должно что-то произойти. Закончит ру гаться с нерадивым мастером —и это произойдет. Сверит оперативный учет объемов с геозамером —и это произойдет. В этот день в обед он в первый раз взял бигус. Заметил это, когда уже съел и подбирал хлебом подливку. И ничего не произошло. То есть не появилось сосущей боли. Он, еще не веря, подолжая прислушиваться к себе, медленной походкой отнес тарелки в посудомойку, оглянулся на гудящий многолюдьем зал столовой, с натугой открыл промороженную дверь, вышел и осторожно потянул ноздрями морозный воздух. Было хо рошо. Идти было легко и весело... Но ему казалось, что легкость в теле, во всем организме только предваряла ту неожиданность, которая ждала его впереди. Целый день он бегал по откосам, подсказывал, давал распоряжения, шутил с учет чицами и к вечеру’почувствовал усталость. Не хроническую усталость задерганного руководителя, а приятную истому грибника или охотника. Так он определил для себя это состояние. Вечером, вознося свое легкое тело по ступенькам на четвертый этаж, он приостановился у квартиры Улыбина. Утренние следы были затерты, и у порога лежала еще влажная тряпка. ' И от вида этой тряпки, кажется, старого серого мешка, его прекрас ное настроение как будто скакнуло вверх еще на несколько градусов. Он, как озорной мальчишка, подбежал на цыпочках к улыбинской двери и, озираясь, вытер о чужую тряпку ноги. По пути домой Илья Степано вич заходил в молочный магазин, в руках у него была сетка с бутылка ми, он позвякал ими и даже стукнул в дверь, потом быстро перебежал к своей квартире. Ключ никак не попадал в скважину, его охватывала сладкая жуть. Вот-вот дверь соседа должна была открыться. Все равно кто выглянет, Улыбин или Аннушка. И тогда... Он решительно не знал, что могло быть тогда. Ключ уже торчал из скважины, надо было его повернуть, но Со ловьев медлил, успокаиваясь и грустнея. Войдя в темную квартиру, Соловьёв понял, что детей нет, посетовал: — Сколько можно бегать? День кончился, и ничего не случилось. Соловьев ощупью нашел под вешалкой тапки, пошел на кухню—надо было готовить ужин. «Прибегут голодные, у Мишки, как всегда, не сделаны уроки...» Соловьев думал о том, о чем думал вечером всегда. Он напомнил себе: не забыть поставить к батарее детские валенки, проверить у Мишки на пальто целы ли пуговицы, спросить у Юли, почему не сдали молочные
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2