Сибирские огни № 10 - 1979
Вечером бригадир снова приехал уже как обычно в двуколке. — На глаз видать, что маханули. Дай-кось, я слезу, что-то ноги у меня затекли. Он слез и чуть кривобоко, проваливаясь деревяшкой в мягкую зем лю, пошел вдоль борозды, время от времени помешивая деревяшкой в земле, тут и там выкапывая картофелины из земли. Так он дошел до конца поля и по другой ¡борозде вернулся обратно. — Так вот, робя, механизацию, какая у нас есть, я вам доставил, а совести у нас на складе свободной не имеется и вам я ее привезть не могу. Так что, пока до свиданица. И уехал. За двадцать лет Соловьев перезабыл фамилии и лица почти всех своих однокашников, а бригадира запомнил на всю жизнь. Лет ему тог да, видно, было столько же, сколько сейчас Илье Степановичу, может, чуть больше, потому что щетина у него на подбородке была уже сивой, а глаза очень уставшие. Уставшие и стеснительные. Мысли Соловьева шли куда-то в сторону от главного. И это его зли ло. Злило потому, что это было непривычно. Когда работа шла, такого не случалось. Тогда в прорабке целый день звонил телефон. Уточнялись заявки на завтра. Шла телефонная руготня со снабженцами. Или вбегал вдруг бульдозерист, с ног до головы залитый маслом, и потрясал пробитой прокладкой. Всем надо было срочно. Соловьев продвигал, ругался, уго варивал и уезжал позже всех домой с покрасневшими от усталости глазами. И все же это была не та усталость, какую вот уже неделю он испы тывал. Напряженность ожидания изматывала гораздо больше. Видимо, поэтому, когда у него на столе зазвенел телефон, он вздрогнул. — Загибаешься? —спросил Потапов. — Да нет, сегодня терпимо, от безделья, можно сказать, загибаюсь. — Чувствую. У него на участке чужие люди хозяйничают вовсю, а он загибается от безделья, понимаешь. — Где? —закричал Соловьев, догадываясь и не веря словам По тапова. — На водосбросе. Выйди посмотри. Соловьев бросил трубку и, опрокидывая табуретки, выскочил из ва гончика. Три оранжевых новеньких буровых установки стояли почти у самого края забоя. В одной из них сидел бурильщик и монтировкой вы кручивал домкрат. Два трактора еще елозили по снегу, высокий человек в сапогах и красно-коричневом лакированном полушубке пятился в сто рону Соловьева и манил установки на себя. — Как вас звать-величать? —спросил Соловьев, протягивая руку человеку в полушубке. — Улыбин,—человек наскоро сунул ему большую крепкую ладонь и продолжал пятиться и сигналить установкам. Он повернулся к Соловьеву, улыбнулся ему. — Во, какие дела. Прямо со станции и в работу. Красный десант. В тресте в один день окрутили, слова сказать не успел, только шубу вот получил, а то куда бы... Я из отпуска, из-под кипарисов, так сказать, и сразу в вашу тмутаракань. Даже не к вам, а в управление сначала, вот за кадрами. Ну и машинешки мне там дали, грузовичок. Кадры на плат форму, а я своим ходом. Соловьев улыбнулся, ему нравились открытые, общительные люди. — Тебя как зовут? —вновь спросил Соловьев. — Вообще, по паспорту я Виталий Клементьевич, а так все Викто ром зовут. А вас как?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2