Сибирские огни № 09 - 1979

гнулся во время несчастий, напротив, в такие минуты (по свидетельству Е. Н. Некрасовой) он как бы выше закидывал назад свою большую, кра­ сивую голову и весь горел молодой отвагой. В такие минуты он, как «боец от природы... сильнее чувствовал, сильнее жил». По-солдатски неприхотливый, Станюкович быстро освоился на но­ вом месте, с жадностью и завидным упорством, но без прежней «скоро­ постижности» засел за литературную работу. И, странное дело, его начали одолевать сомнения, которых он прежде не знал: так ли он пишет, как надо, о том ли? Нахлынули воспоминания о морской юности, с не­ обычной яркостью встали перед глазами знакомые лица, зазвучали голо­ са, приблизился рокот моря. Волны властно подхватили воображение на свой гребень, оторвали от буден «глухой и трудной провинциальной жиз­ ни», распахнули новые горизонты... Тогда-то Станюкович, как писатель, родился заново —на этот раз как автор великолепных морских расска-«- зов. В Томске создал он главные из них—«Беглец», «Василий Иванович», «Человек за бортом», а также роман «Не столь отдаленные места», под­ писанный псевдонимом —Н. Томский. За свое короткое пребывание в Томске Г. И. Успенский успел близко сойтись и с другими ссыльными литераторами и публицистами — Ф. В. Волховским, С. А. Чудновским, Л. Иванчиным-Писаравым, высту­ пил в боевой «Сибирской газете». Не случайно в одном из писем в Томск он напишет: «Забрала меня Сибирь за живое!..» Нет, не одна лишь «виноватая Россия» жила в ту пору в ней, но и участники польских восстаний 1830—1831 и 1863 годов. Большинство их в Томске не задержалось —по той причине, что город начал «осознавать» себя губернским центром, которому не к лицу пересыльная «рвань», да еще «бунтовская, иноземная». Есть для нее в достатке северные глубин­ ки, в которых даже по сибирским условиям жить «тягостно и кровожилм но». К примеру, тот же Нарым (в переводе с хантыйского —«болото»), клейменный горьким присловием: «Бог создал рай, а черт —Нарымский край». Как Батеньков принял в Томске Ф. Толля и М. Бакунина, так в На- рыме приветили ссыльных поляков, помогли, чем возможно, члены тай­ ного «Общества соединенных славян» Николай Мозголевский и «декаб­ рист-крестьянин» Павел Думцов. Простолюдин, он сумел еще до восстания на Сенатской площади получить дворянский титул и не менее дворянскую фамилию — Выгодовский. Европейцы, в большинстве своем ремесленники, трудно привыкали к новым условиям, к суровой, «лихоманной» земле, но, обжившись по­ немногу, с удивлением приняли ее широту, щедрость, добролюбие, свое­ образную «файность» (красоту). Вместе с немногочисленными поляками в Томске они внесли немалую толику взносов на возведение в губернском городе римско-католического «каменного костела по итальянскому фа­ саду, с фронтону с фациатою, опертую на четырех колоннах» (того само­ го, что позже был украшен воротами и звонницей по проекту Г. С. Ба- тенькова). Десятый сибирский острог —Нарым, так и оставшийся со дня осно­ вания небольшим селением, давно попал в подчиненные к своему более молодому, но «удачливому» соседу Томску, стал его самым на­ дежным «пыточным застенком». В свое время в Нарым были брошены зачинщики Томского мирского круга, затем разницы, пугачевцы, декаб­ ристы и, наконец, поляки, поднявшие знамя национально-освободитель­ ной борьбы. Полицейские власти Томска и Нарыма не особенно задумывались, кто чем повинен,—и тех и других карали гнусом, непосильной работой, нуждой и холодом. А карать было кого: каждый тринадцатый житель в Томской губернии —ссыльный. Из разноплеменного противоречивого