Сибирские огни № 09 - 1979

Вот почему среди декабристов, которым была «дарована» жизнь, на Батенькова «обрушена» самая жестокая расправа: 21 год провел он в одиночном тюремном заключении —сначала на Аландских островах в Балтийском море, затем в Алексеевском равелине Петропавловской кре­ пости. В его тесную камеру не проникал дневной свет, зато постоянно чадила фитильная лампа, при мерцании которой дозволялось читать единственную книгу — библию. Первые пять лет заключения узника ни разу, даже во время тяжелой затяжной болезни, не вывели на свежий воздух из его каменной клетки. Батеньков почти разучился говорить. Чтобы не потерять разума, он постоянно «мучил себя» гимнастикой (сто­ ял и ходил на руках), сочинял стихи и все писал, писал царю дерзкие письма: «Было время, в Москве стоял на площади болван. Баскак застав­ лял всех болвану кланяться. Теперь баскака нет, а кланяться все застав­ ляют. Надо же когда-нибудь это кончать», или: «...что, ежели я скажу, что Николай Павлович свинья,—это сильно оскорбит царское величие?» После дого, как наведался к нему «для христианского утешения» тюремный священник, Батеньков объявил пятидневную голодовку. И это тоже был «первый в России опыт революции политической». Отчаявшись «унять безумца», Николай I вынужден был заменить ему каземат ссылкой в Сибирь, в Томск, «откуда он вышел». Здесь Ба­ теньков, «сняв ризы ветхого человека, очутился буквально без нитки». Но его приютила у себя, окружила неожиданной заботой и любовью семья пристава А. И- Лучшева (до конца дней своих сохранил с ней дружбу «государственный преступник»), а затем откликнулся ежегодной денежной помощью друг боевой юности А. А. Елагин. Это помогло боль­ ному Батенькову окрепнуть, самому заняться своим материальным и гражданским устройством. В нем вновь, после бесконечно долгого вы­ нужденного перерыва, проснулся инженер и архитектор. Несколько прекрасных деревянных теремов, о которых сегодня мож­ но судить только по рисункам, построено по проектам Батенькова на Степановке. Зато и ныне украшают город здание, возведенное его талан­ том (институт физических методов лечения), и ворота со звонницей быв­ шего римско-католического костела. Многообразной, часто неожиданной была деятельность этого не­ обыкновенного человека в Томске, как многообразен и неожидан был он сам. Педагог, литератор, ученый, архитектор, строитель, общественный и политический деятель, он успевал буквально всюду- Его рабочий день начинался «предутром», которое Батеньков до морозов «отмечал» купа­ нием в Томи, а зимой —дальними прогулками- Не удивительно, что за десять лет поселения в Томске он успел написать огромное количество заметок, статей и проспектов —«на устройство сибирской золотопромыш­ ленности», о городе, ставшем его судьбой, о «политической экономике сельского хозяйства», «об управлении Сибирью», о ее дорогах, но наибо­ лее острым и злободневным его трудом в эти годы явился трактат «О ссылке и ссыльных» (1851). Болью и сарказмом дышит в нем каждое слово: «Не имея в Сибири никаких готовых для себя прав, ссыльный пе­ редается в полное распоряжение правительства. Закон охраняет только его жизнь. Имущество же и труд охраняет единственно от уклонения в частную выгоду, прежде всего в сторону злоупотребления...» В то же время Батеньков, пожалуй, впервые в России указал на ту невольную пользу, которую принесли Сибири политические ссыльные: «...без всяких специальных знаний, через простое соприкосновение по .общежитию, много влили чувства пользы далее пределов давно сложив­ шейся односторонности и замкнутости, в упорных домашних привычках и мыслях». Именно так сложилась в Томске жизнь самого Батенькова. Его здесь узнали и полюбили —за ум, доброту, смелость и глубину суждений.