Сибирские огни № 09 - 1979

мои дети тоже будущие члены общества, я за них в ответе». Вот об этом-то, главном своем долге жен. щины — женщины-матери, современная деятельница, занятая, собой и своими соб­ ственными противоречиями, часто забыва­ ет. Для той же Нины Александровны сын Борька — далеко не главный объект ее жиз­ ненных устремлений. Мы с грустью заме­ чаем, что Сергей Вадимович относится к па­ сынку с гораздо большим участием, чем родная мать, для которой мнение о ней сына значит куда меньше, чем престиж в «светских» кругах поселка Таежный. На это направлены главные силы Нины Александ­ ровны. Если она разговаривает с кем-либо, даже с друзьями и бывшими однокашни­ ками, то не просто беседует, а ведет игру, постоянно оценивая и контролируя себя со стороны. Самое печальное, что игра эта ни для ко­ го не является тайной, но она как бы уза­ конена в сознании тех, кто окружает Нину Александровну. Мало того, общество по­ селка Таежный считает эту игру признаком особого светского шика, утонченной интел­ лектуальности. Коллеги, приятели, да и не­ други действительно видят в Савицкой эта­ лон современной женщины, созданный не без их помощи, но которому по мере воз­ можности они готовы подражать. И круги недостойного подражания уже расходятся от Нины Александровны. В один прекрасный момент Савицкая с ужасом обнаруживает, что, убегая от мещанства, она снова возвращается к нему. Не к при­ митивному «вещизму» — нет! К более изощ­ ренному, духовному мещанству. Лиля Булгакова, выхоленная даровым благополу­ чием юная мещаночка, делает учительницу своим духовным наставником. Ибо Нина Александровна «в течение четырех лет ежедневно появлялась перед девушкой... сдержанной, затаенной, настороженной, го­ товой когтями и зубами отстаивать себя от макушки до пяток. Что могла сказать Лиля нового, если четыре года смотрела на пре­ подавателя математики влюбленными гла­ зами, если видела насмешливую улыбку Нины Александровны на диспуте о любви и дружбе; о чем могла говорить Лиля Бул­ гакова, если её письмо к подруге отда­ ленно, но все-таки напоминало студенче­ ский дневник Нины Александровны». А, может быть, все дело в сложности со­ временного бытия, вызванной возросшим темпом жизни, тотальным проникновением научно-технической революции во все сфе­ ры человеческого существования? Заман­ чиво, в какой-то мере убедительно. Тогда отчего это вдруг начинает крепнуть в Нине Александровне стремление к «простому, как мычание», счастью, которое пропове­ дует старая учительница Серафима Иоси­ фовна? Стало быть, права Садовская, утверждая, что «в современном мире чело­ век ищет простоты»? С точки зрения «простого, как мычание», 'счастья, героиня рассказа Ю. Нагибина «Чужая» — идеальная жена. Она сама доб­ родетель: щедра, ласкова, хлебосольна. «...Липочку... было трудно не полюбить. Добрая-предобрая великанша, чрезмерная во всем... всегда веселая и неутомимая, она больше всего любила быть нужной, полез­ ной людям. При Липочке окружающие мгновенно освобождались для «звуков слад­ ких и молитв», а все «житейские волнения» она брала на себя». Это желание быть «полезной людям» вы­ годно отличает Липочку от той же Майи. Сплошное бескорыстие, никаких вселен­ ских масштабов. А счастья все равно нет. Путятин, ее муж, после многих лет совмест­ ной жизни неожиданно бросает Липочку. И, как недвусмысленно заявляет автор, убегает он именно от этой «элементарной, амебной одноклеточной простоты». Несмотря на разительное, на первый взгляд, несходство Майи, Липочки и Нины Александровны, все трое обладают качест­ вом, которое крепко роднит их,— способ­ ностью подавлять личность другого чело­ века, способностью, делающей их несчаст­ ливыми. Нина Александровна и Майя подавляют прагматизмом и эгоцентризмом, Липочка — океаном забот, который она об­ рушивает на каждого, кто попадает в сфе­ ру ее влияния. Естественно, что Путятин чуть не заживо был погребен Липочкиными заботами и добродетелью. Но ему, как человеку по натуре очень отзывчивому и деятельному, в неменьшей степени требова­ лась самоотдача. И то, что друзьям Путя­ тина Кунгурцевым показалось ошарашиваю- ще-неожиданным (разрыв с Липочкой), рано или поздно должно было случиться. И привлекает Путятина недаром именно Вера Дмитриевна, немного странная, резко­ ватая, угловатая, замкнутая от душевной неустроенности женщина. Рядом с ней впервые за много лет Путятин почувство­ вал себя не ребенком, лишенным забот и ответственности, как при Липочке, а муж­ чиной, рыцарем. «Любить можно лишь ни за что,— гово­ рит автор,— а если за что-то, то это уже другое чувство, тоже по-своему ценное и достойное». Вероятно, вот это «за что-то», прекрасно материализовавшееся в Липоч- киной заботливости и домовитости, и удер­ живало супругов Путятиных много лет под одной крышей. А Веру Дмитриевну Путя­ тин полюбил «ни за что». Она плохая хо­ зяй ка— сготовить и то толком не умеет, нет в ней и неразборчивой Липочкиной доброты. Зато и от Путятина она требует одного-единственного, чего Липочке и в голову никогда не приходило,— «быть са­ мим собой». Оставаться самой собой или решительно ломать себя ради восстановления семей­ ного благополучия — такая* альтернатива стоит и перед Ниной Александровной. Но трагедия в том, что ей уже не решить од­ нозначно этот вопрос. Ее эмансипирован- ность входит в противоречие со стремлени­ ем к простому «бабьему» счастью (конф­ ликт, чем-то напоминающий противоречия между НТР и природой). «Ведь надо было как-то жить дальше, не топча саму себя, продолжая по-прежнему уважать ту жен­ щину, которая совсем недавно значительно и гордо именовалась Ниной Александров