Сибирские огни № 09 - 1979

лучше его почти и не бывает людей у нас». Мы же ни Сергея Карелина, ни Игоря Кудинова, ни героя Верещагина назвать «одним из лучших людей нашего общест­ ва» не можем, ибо не они в конечном сче­ те определяют лицо поколения и тем более лицо целого общества. Но оснований для того, чтобы разделить тревогу авторов «Приключения», «Мастерской в глухом пе­ реулке», «На маленьком забытом полустан­ ке»,— предостаточно: герои этих повестей не выдуманы, они наблюдены в жизни и являются далеко не редким исключе­ нием. Возможно, сама ситуация, взятая авто­ рами этих повестей, покажется слишком банальной, но подкупает серьезность всех троих авторов в подходе к теме, четкость и недвусмысленность позиции. Ни тени умиления похождениями своих героев. Зато отчетливо пробивается мысль: лю­ бовь, приходя к человеку, непременно ме­ няет его, делая, в зависимости от отноше­ ния к ней, или счастливым, или несчастным. Оба Сергея и Кудинов остались несчастны­ ми, когда легким удовольствиям пришел конец, а за: подлинное счастье они не хо­ тели, да и не умели бороться. Поправ лю­ бовь, они начали нравственно дегради­ ровать. И настойчиво (особенно у В. Сукачева) начинает звучать тоска по высокой любви, ее первозданной чистоте и поэзии. Нагляд­ нее всего проявляется это в ретроспек­ тивных параллелях повести «На маленьком забытом полустанке». Взаимоотношения Мили и Карелина оттеняются историей другой любви — молоденького солдата Ар­ каши (ныне ответственного работника края) и медсестры Люды. В отличие от Карелина, испугавшегося, что он не сможет сохранить любовь, Аркадий Васильевич тончайший аромат первой любви пронес через всю жизнь. Каждый из этих героев олицетворя­ ет не только разных людей, разные поко­ ления, но и разные взгляды на любовь, разную меру ответственности за свои по­ ступки. К сожалению, давая чисто обстоятельст­ венное объяснение морального превосход­ ства одного героя над другим, В. Сукачев заведомо ставит их в неравное положение. Характер и чувства Аркадия Васильевича испытываются на пределе душевных сил, «потому что каждый человек и каждое со­ бытие той поры готовили эту любовь.» Ря­ дом со смертью еще прекраснее казалась жизнь, страдания порождали ненависть, но и она была во имя любви». Карелину же в условиях спокойного течения време­ ни труднее разобраться в . себе. Так, мо­ жет, не стоило делать противопоставле­ ния по известному, но сомнительному принципу — «вот раньше было»? Однако противопоставление это, при всей его пря­ молинейности, невольно наталкивает чита­ теля на мысль, что в условиях спокойного бытия у человека порой притупляется ост­ рота большого чувства. «Неужели любовь требует разлуки? Неужели только в этом случае и сохраняется она?» — спрашивает Аркадий Васильевич. Или, говоря иначе, неужели только потрясение рождает пол­ ноценную любовь? Любопытна не сама постановка вопроса, ибо сочетание — любовь и потрясение — вечно, как жизнь. Любопытен этот нюанс «неужели», который, вероятно, в другие времена, когда мир и покой был ред­ костью, вообще не имел бы реальной почвы. Плюс эмансипация Итак, безответственность губит любовь. Но куда как просто, если бы дело ограни­ чивалось только этим. Тогда, наверное, бы­ ло бы достаточно сосредоточить внимание общества на воспитании этой самой ответ­ ственности. Но вот героев повестей В. Тендрякова «Затмение» и В. Липатова «Повесть без сюжета, начала и конца» в безответствен­ ности не упрекнешь. Тем не менее их лич­ ная жизнь тоже не удалась. Нина Александровна Савицкая («Повесть без сюжета, начала и конца») как будто бы совсем не похожа на Майю («Затме­ ние»). Расчетливая, «умная, образованная, злая, мудрая», Нина Александровна вроде бы никак не «стыкуется» с порывистой, эмоциональной, несколько экзальтирован­ ной Майей. Майя гораздо моложе Савицкой, не об­ ладает ее жизненным опытом и в начале своего пути руководствуется только страс­ тями, нередко плохо согласующимися со здравым смыслом. Нина Александровна, напротив, менее всего подчиняется страстям, более доверяя своему рационализму. Она очень совре­ менная, деловая, расчетливая, предельно эмансипированная женщина. Всегда подтя­ нута, собранна, умеет подать себя, пре­ красно владеет собой. Майя чужда позы. Впрочем, ей этого и не требуется. Природа наградила ее кра­ сотой, грацией, женственностью. Она из тех, про кого говорят: хоть мешок на­ д е н ь— все равно к лицу. \ Разное у этих двух женщин и отношение к любви. «Что еще? Да. Мы, кажется, лю­ бим друг друга». Никогда бы Майя не смогла произнести такую фразу, а Савиц­ кая, чьи слова приведены выше, говорит об этом спокойно, мимоходом, в числе прочих обстоятельств, упоминая о семей­ ной жизни с новым мужем Сергеем Вади­ мовичем. И здесь нет ничего удивитель­ ного. Если для Павла Крохалева и Майи брак — результат чувственного порыва, то Нина Александровна и Сергей Вадимович соединяются, все взвесив и тщательно об­ думав. «Жители поселка, досконально знающие друг друга, вскоре обратили внимание на то, что Сергею Вадимовичу и Нине Алек­ сандровне под сорок, что они остались в одиночестве и что механику сплавной конторы лучшей жены не найти...» Словом, их свели, познакомили... Конеч­ но, подобное сводничество выглядит до­ вольно безнравственно, но, с другой сто