Сибирские огни № 09 - 1979

— Зачем? — Ей весточка от отца. Весточка? Это предусмотрено не было. Но вдруг что-то изменилось? Я буду тут осторожничать, а тем временем у отца случится неприятность. Или, наоборот, все от­ меняется, а я помчусь отсюда сломя голову, как велят его инструкции. Позвонить отец не может, ясно, телефон прослушивается. Что ему остается, как не послать кого-ни­ будь с поручением? Решилась, приоткрыла дверь. Вижу, стоит пожилой, смирного вида мужчина. Длинный, узкоплечий. Постное гладкое лицо. Трогательные губки кошелечком. Ясные карие глазки с короткими бе­ лесыми ресницами. В одной руке старомодная тросточка, другой при виде меня веж­ ливо, как и полагается воспитанному господину, приподнимает шляпу. — Фройляйн Инга? — Да, это я. — Значит, записка предназначена вам. Закладывает свою тросточку под мышку и сует руку во внутренний карман свет­ лого летнего пиджака. — Сейчас, сейчас, момент... Господин профессор просил, чтобы вы срочно на­ писали ответ... Сейчас... Ему неудобно, ему неловко, тросточка мешает. Он тычется ею во все стороны и в конце концов роняет. — П ардон!—'даж е покраснел, то ли от того, что нагнулся за тросточкой, то ли от сознания собственной неловкости. Ну как тут не пригласить его войти! Тем более, мне еще ответ писать. — Заходите, пожалуйста. — Да, да, благодарю, фройляйн.— И шагнул в прихожую. Я заперла дверь, взяла из его протянутой руки листок. И обомлела. На листке ровным счетом ничего не было! А он мгновенно преобразился. Глаза округлились, а них загорелось злорадст­ в о— ну в точности волк, которому удалось провести маленьких глупых козлят. — Тихо-тихо-тихо! И теснит меня в глубь квартиры, в кабинет. Так ловко у него это все получилось, что не успела я опомниться — и уже сижу в глубоком кресле в простенке между окнами. А он одной рукой просовывает между гнутыми подлокотниками свою тросточку, чтобы помешать мне подняться, и одновре­ менно другой рукой прижимает за плечо к спинке кресла. Меня в жар бросило от стыда и гнева. Ах, думаю, мокрица ты, хилячка! Так дать себя провести! И кому! Это же не волк даже — паршивый кот Бонифаций! Рванулась изо всех сил. Нет! У него руки прямо железные! — Тихо-тихо-тихо! — И еще смеется.— «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?»... Да, вы же, кажется, не молитесь. И снова звонок у двери. На этот раз долгий, требовательный. Ну, подумала я, все пропало! Второй. Его сообщник. Но тут вижу: нет, он сам насторожился. Откуда-то в руке появился странной фор­ мы пистолет: рукоятка короткая, словно обрезанная, а узкое дуло, наоборот, намного длиннее обычного и на конце словно вздуто. — Тихо! — Черное отверстие ствола смотрит мне прямо в глаз.— Тихо! Тихо! Словно он все слова на свете позабыл, кроме одного этого «тихо». Опять звонят. Еще настойчивее. Несколько раз подряд. — Барышня! Русская барышня — я опять забыла как вас звать! — Узнаю надтрес­ нутый старушечий голос.— Откройте же скорей! Мне трудно держать! Приходится звонить носом — заняты обе руки. — Кто это? — шепчет в ухо мой Бонифаций.— Только тихо! — Соседка. Мадам Фаундлер. А старушка все названивает: ' — Барышня! Барышня, я знаю: вы дома, вы только что открывали тому господи­ ну с палочкой.