Сибирские огни № 09 - 1979
Да, взяли они меня мертвой хваткой! — А объяснить ей ситуацию я имею право? __ Ни в коем случае! Это самый безрассудный возраст. Придется вам держать ее в рамках, ничего не объясняя, своей родительской властью. И мне, право, было бы очень-очень жаль, если с ней... У меня дернулась щека. Он заметил. — Вам неприятно, когда я говорю о вашей дочери? — Мне неприятно ваше лицемерие. «Было бы очень жаль...» __ Это не лицемерие. Я и в самом деле не имею ничего ни против вас, ни, тем более, против нее. Такое симпатичное, юное, невинное существо... Он не потребовал от меня никаких расписок, никаких обязательств, никаких за писей на ленту. Впрочем, я тут же сообразил, что весь наш разговор, от начала и до конца, ко нечно же, фиксируется магнитофоном. Шмидт любезно проводил меня к выходу, сам распахнул дверь, как перед вы соким гостем: — Все будет хорошо, профессор! Он оказался намного ниже, чем можно было предположить, видя его только в кресле. Верхняя часть туловища была у Шмидта несоразмерно больше нижней. Не помогали и ботинки на очень высоких, почти женских каблуках. Они лишь подчерки вали это уродливое несоответствие. Меня снова на миг захлестнуло бешеное желание ударить его изо всех сил сцеп ленными кистями. Но я понимал: бесполезно! Дело не в нем. Со мной отправились трое: Фреди, Розенберг и старый Дузе, массивный и не поворотливый как бегемот. Квартира имела еще и второй выход, на парадную лестни цу, приведшую нас совсем на другую улицу, параллельную той, где помещался участок. Я получил возможность увидеть изнутри так хорошо знакомый мне «Мерседес». Впереди, рядом с водителем, поместился беспрерывно пыхтевший и отдувавшийся Дузе — духота последних дней сгустилась сегодня еще больше и была почти осязае мой, как вода. Фреди и Розенберг устроились на заднем сиденье по обе стороны от меня, загородив путь к дверцам. Как будто я мог сбежать1, бросив Ингу на произвол судьбы! За рулем сидел дюжий ярко-рыжий веснушчатый детина, косившийся на меня сбоку. В его взгляде одновременно прочитывались ненависть и любопытство. Чем-то он напоминал Дузе, громоздкостью своей, что ли? Неужели сын? Правил он мастерски, держась все время более свободной середины улицы и почти не снижая скорости на поворотах. Никто не произносил ни слова. Лишь старый Дузе покряхтывал на переднем си денье, отирая носовым платком обильный пот с лица и багрово-красной шеи. Ударил гром — тучи уже давно угрожающе висели над городом. И сразу стеной хлынул настоящий тропический ливень. Рыжий включил стеклоочистители, но они не справлялись. Все исказилось в ветровом стекле, как в кривом зеркале, разъехалось, размазалось, потеряло четкую форму. Гроза бушевала. С деревьев летели листья, ветки, обламывались целые большие сучья. Кузов сотрясали удары сильного бокового ветра, машину сбивало с пути. Никак не вязалось это слепое стихийное буйство с обликом четко распланированного, раз линованного, вылизанного до блеска современного города. Инга никогда не боялась грозы, даже совсем маленькая. Ее подружки с испуган ными криками разбегались по подъездам после первых же, •еще далеких раскатов. А она смеется, подставляя лицо водяным струям, прыгает, поет: — Дождик, дождик, пуще! Будет травка гуще... Вообще она была смелой девочкой, ни перед чем не испытывала страха. Даже сильной боли не боялась. И терпеть умела. Как-то подарил я ей трехколесный вело-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2