Сибирские огни № 09 - 1979

А потом Вецманис, старый черт, увидел его у меня и давай выманывать. Я взял да и продал сдуру, не устоял. Пятьдесят рублей попросил, он двадцать пять на стол выложил. Недорого, верно? Тем более, что десятка тут же пошла на обмыв, а уж Вец­ манис из тех, что и каплю свою не упустит! Вот у Вецманиса вы сундучок при обыске и нашли... Да, этот самый... И застежка та, которую я сменил. А что, разве нельзя было его мне продавать?.. ПАУЗА затянулась. Шмидт смолк, поглядывая на меня выжидательно. Молчал и я. — Профессор! * — Слушаю вас, господин Шмидт. — А у меня как раз обратное впечатление: вы меня совершенно не слушаете. Возьмите же себя в руки! Такой мужественный человек, как вы... — Хотел бы я посмотреть на вас, если бы речь шла не о моей, а о вашей дочери. Шмидт сразу подобрал губы, сомкнул их е плотную линию. Он так старался быть мягким, так деликатничал. Ни разу с тех пор, как я вернулся в комнату, даже не на­ звал имени Инги. — У меня, к сожалению, нет ни дочери, ни вообще семьи.— Он лицемерно вздохнул.— И все же я могу вас понять, чисто умозрительно, разумеется. Но в любом случае человек должен уметь и проигрывать. Впрочем, еще неизвестно, как и чем обернется для вас этот так называемый проигрыш. То, что сегодня представляется невыносимым, завтра уже вполне терпимо. А послезавтра вдруг начинаешь понимать выгодность своего нового положения. Кое-что вы потеряете, разумеется, но не оста­ нетесь и без приобретений — это я вам гарантирую. Любой журнал будет счастлив заполучить вас в сотрудники, любой университет на Западе с радостью предоставит вам кафедру... Шмидт говорил, говорил, не сводя с меня своих маленьких пытливых глаз. Воз­ можно, это был особый прием воздействия на психику, своего рода гипноз. Мы были с ним вдвоем. От него, разумеется, не ускользнул жадный взгляд, ко­ торый, возвратившись из прихожей, я бросил на массивную продолговатую стеклян­ ную пепельницу на столе, стоявшую ближе ко мне, чем к нему. Тем не менее он не только не передвинул пепельницу, но, вроде бы даже вопреки здравому смыслу, бес­ церемонно выдворил из комнаты всех своих статистов. А затем предложил мне совершить предательство. Спокойно, деловито, как будто речь шла о какой-то совершенно обычной рядовой сделке. Завтра, в десять часов утра, когда в зале старой резиденции соберутся люди слушать мою лекцию о Советской Прибалтике, я должен буду публично порвать с Со­ ветским Союзом и попросить политического убежища. Ставка в игре была неимоверно высокой: жизнь моей Инги. Если я откажусь принять их условия — ничто ее не спасет. Пойду на предательство — Инга будет жива. Мне приходилось попадать в тяжелейшие ситуации: и в подполье, и, особен­ но, на фронте, в разведывательной роте. Не раз и не два гибель казалась неотвра­ тимой. Но все это ни в какое сравнение не могло идти с тем капканом, в котором я оказался сейчас. Я знал этих людей: спасти Ингу можно было лишь ценой предатель­ ства. Предать же я не сумел бы ни за что на свете. — У вас нет другого выхода. Какой-то момент жизни Шмидта грозила серьезнейшая опасность. Отдавал ли он себе отчет, что я могу наделать с помощью увесистой пепельницы? Если Шмидт рас­ считывал на пистолет, который, несомненно, лежал у него где-нибудь под рукой, мо­ жет быть, в приоткрытом ящике стола, то это было ошибкой. Он не успел бы даже к нему потянуться. И все-таки Шмидт свой расчет строил не на пистолете, а, по всей вероятности, совсем на другом: на моем чувстве благоразумия. Конечно, он шел при этом на из­ вестный риск, но такова уж была его профессия.