Сибирские огни № 09 - 1979
А в школу пошел, посыпались на него жалобы. Не учится, дерется, малышам прохода не дает, учителям каверзы всякие строит. И никакие слова на него не дейст вовали. Одно только признавал: порку. Выпорешь — два-три дня как шелковый. А по том опять за свое. А однажды — это уже, наверное, по пятому его школьному году было — заявляет ся ко мне его учительница. Молоденькая, стеснительная. Городская — из Риги. — Товарищ Лайвинь, мне надо с вами серьезно поговорить. — Опять Юрка?.. Подрался? Окно вышиб? ч — Нет. Совсем другое. Он бумажки цветные в школу носит, ребятам на перышки сменивает. — А что — не полагается? — Вообще-то можно, другие тоже носят, и картинки, и фантики. Но на этих — герб фашистской Латвии. Неприятности могут быть. Тем более, говорили мне на почте, ваш Юрис письмо сдавал — тоже с фашистскими марками. Юрка как раз тогда во все концы письма гонял, все разыскивал свою сбежав шую мамашу. Она ушла, а я стал думать. Марки, цветные бумажки... Может, тоже фантики? Но откуда вдруг Юрка столько фантиков раздобыл? Конфетами я его не балую. И вдруг меня словно стукнуло. Ну да! Сундучок! Там портфель — и в портфеле цветные бумажки целыми листами! Слазил я на чердак, посмотрел. Все верно: раскинуты тряпки, стоит сундучок го ленький. Лазил, негодник! Да и вот, тут же, рядом, изрезанный лист. Пока Юрки не было дома, сволок я сундучок в клеть, зарыл там в землю по крышку. Аккуратно присыпал сверху, завалил старыми прогнившими, никуда уже не годными сетями — они расползались под руками. А Юрке устроил хорошую порку. Он выл пароходной сиреной. Но не спросил за что. Сам знал, стервец! Еще сколько-то времени прошло, год ли, два ли, сейчас разве вспомнишь? Опять кличут меня соседи: — Иди, Кристап, там тебя городской дожидается... Что-то зачастили к тебе за последние годы. То в войну какой-то барин на пыхтелке наведывался, то сына твоего полюбовница с подарочком. То вот теперь этот ферт. ' Он и впрямь фертом оказался. Плащик заграничный, штанишки дудочкой. Как раз тогда узкие брюки над широкими да круглыми верх взяли. Даже у нас в поселке молодые по ним словно умом тронулись. А этот... старый уже, сивый весь, а поди ж ты, тоже от моды не отстает. Я сначала прикинул про себя: так, пустое, никчемный человек! Конторщик либо по торговой ч§сти. Наверное, насчет угрей или лососей. Думают в Риге, что у нас их здесь завал. А он мне вдруг конверт предъявляет: — Вы отправляли? У меня сердце в пятки. Неужели из милиции? Выходит, права была учительница. Сейчас Юркины грехи мне боком выйдут. , — Не-е,— трясу головой,— не я! — Ну как же! — доказывает.— Обратный адрес ведь ваш. — Так его любой нацарапать может. Скажите мне свой адрес, я на письме над пишу, потом долго разбираться будете. . — Меня не само письмо, меня эти марки на нем интересуют. — Да разве ж то марки, почтеннейший? Фантики это. Марки — они ведь с зуб чиками. — Не все. Бывают и вот такие, отрезные... А вы подумайте, повспоминайте. Я бы за них хорошую цену дал. Вижу: нет, не милицейский человек. Отлегло от души. — А зачем они вам? В дело все равно их не пустишь. На почте ругаются, гово рят, давно уже вышел их срок. — А я как раз коллекционирую старые марки... Ну, собираю. — А зачем?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2