Сибирские огни № 09 - 1979
Мол, знай себе плывет — только и делов. А попробуй поплыви, когда вода и под тобой, и над тобой, и сам ты тоже весь в соленой воде. Как килька в соусе. К тому ж артельное дело! То сшивка невода, то расшивка — как тут без выпивки? Откуда сундучоц у меня взялся? И подробнее?.. А я сам и хочу подробнее. Бегом тут никак, полжизни, можно сказать! Осенью это было. Сентябрь стоял. Или октябрь. Пожалуй, даже октябрь. Уже большой норд-ост вовсю надувал, а он обычно с середины октября по-настоящему берется за дело. Русские тогда прорвались на нашем фронте сразу в двух местах. Фашисты за метались посередке, как рыба в неводе. Еще можно было в море ходить: салака в наших местах не переводится чуть ли не до самых морозов. Но боязно. Не только на земле пальба — на море тоже. Кате ра, подводные лодки, всякая прочая пакость. Остановят, пришьют шпионаж — и только поминай как звали. Вольдемар Грива из Лиепов вот так и сгинул. А какой он шпион1 Рыбак, как и я, как все прочие. А то еще мины. Плавают, проклятые, по всему морю, наподобие здоровенных ежей. Днем, в спокойную погоду, еще ничего. А под вечер? Или в шторм? Вынырнет такая вот штука у самого карбаса — и аминь! Так вот, в какой-то день октября сорок четвертого сидим мы, рыбаки, у лавки Меркеля и молча посасываем свои трубки. Клуба у нас в ту пору и в помине не было, вот у лавки и собирались: все не в осточертевшем дому. И Меркелю выгодно: кто ж утерпит день просидеть и ничего у него в лавке не взять? Сидим, попыхиваем. Толкуем, так сказать. Один произнесем слово, другой через десяток минут второе. Глядим, проносится мимо нас, по улицам поселка, немецкий персоненваген — легковая, по-нашему, машина. Приметная такая, длинная, что твоя трехвеселка. Впе реди, где мотор, толстенные никелированные змеевики. А брезентовая будка над си деньем всего на двоих. И ревет, как ветер в открытом море при семи баллах. На та ких Машинах только большие немецкие начальники разъезжали. Раньше в наших глухих приморских местах их и видом не видали, все больше на шоссейках. Но когда русские все главные пути перекрыли, некуда было им деваться, оставались только прибреж ные ухабистые дороги. Ну, машина проревела, а мы сидим, дальше толкуем. Молчим, ждем, кто первый скажет: не пора ли, мол, ребята, к Меркелю за бутылочкой? С первого у нас больше полагается, за почин. Поэтому каждый старается выждать. И как раз в это время, в самый, можно сказать, волнующий момент, когда вот-' вот кто-то не выдержит, прибегает соседская девчонка, Айна. Босиком, в драной от цовской шерстяной фуфайке ниже колен. — Скорей, дядя Кристап! Тебя немецкий начальник кличет. — Какой еще начальник? — Да кто его знает! Который на машине прикатил. — Так я же по-ихнему не могу! — Он по-латышски знает. Пошел я, куда деваться. Иду, а сам про себя соображаю: не иначе как от Крис тала моего весть. Только вот какая? Доброго от него я уже и ждать перестал... Кто такой Кристап, спрашиваете? Да сын мой, средний. Это у нас в семье обычай такой: второй сын обязательно Кристап. И я второй, и отец мой вторым был, и дед. Считается — к счастью. Только что-то не очень похоже. И отец горе хлебал, что мор скую воду, и я счастья не видел, и Кристап мой тоже. А всего у меня трое сыновей было. Старший, Ант, по рыбацкому делу пошел. Крепкий парень, в меня. Двадцати одного еще не было, когда он мне сказал: «Двоим орлам в одном гнезде не ужиться, двоим рыбакам в одной лодке не ходить». По правде сказать, у нас с Актом из-за той самой рыбокоптильни разлад возник. Не захотел он в коптильщики, вопреки моей отцовской воле не захотел. «Я,— гово рит,— рыбак, мне вольное море подавай, а не твой сарай чадный». Так и не пошел! Нанялся в соседний поселок на карбас к рыбацкой вдове. Думал на свою лодку зара ботать, а заработал себе холодную могилу. Взяло его море в жестокий шторм.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2