Сибирские огни № 09 - 1979
— Дальше! — коротко, словно ударом С*ича, подстегнул его Шмидт.— Не тяните! — Словом, я принял на работу в архив одну свою знакомую. — Имя? Фамилия? — Что?.. Вера Бирон. Это по матери. По отцу она Авдина. Вера, дочь Тихона, Авдина. — Ваша жена? — повернулся Шмидт ко мне. Я пожал плечами. — Дальше! — снова подстегнул он умолкшего Розенберга. — Что? — Имела ваша знакомая доступ к бумагам архива? Да живее, живее, пожалуйста! — О, да! Она убирала все помещение. — Я имею в виду — секретную часть. — Что?.. Ключи от секреткой части имелись только у меня. И, разумеется, я, от давая себе полный отчет в важности... — Короче! Могла ли ваша знакомая, улучив подходящий момент, тайно про браться в секретную часть архива и вложить туда какие-либо бумаги? Розенберг покашлял в кулак и еще сильнее склонил голову набок. Сходство с цыпленком усугублял крошечный носик посреди одутловатых щек, более уместных для младенца, чем для мужчины солидного возраста и габаритов. — Раньше я отвечал на этот вопрос категорическим отрицанием. Но потом, про анализировав все обстоятельства, я пришел к другому выводу. '— Короче! И яснее, пожалуйста. — Да. Могла. Несомненно, могла. — Ну вот.— Шмидт ласково поглаживал ладонями полированную поверхность стола.— Профессор, вы что-то очень долго заставляете себя ждать. Вам уже давно пора высказаться. — Вот теперь я закурю. Не возражаете? — Я потянулся за сигаретой.— Ну что сказать? Шла война. Кровопролитная, беспощадная. И методы были тоже соответст вующие. — Значит, подсадная утка... Все правильно! А для кого она предназначалась? — Для того, кто клюнет. Он одобрительно кивнул. — Я думал, вы станете утверждать, что исключительно для немцев... А знаете, может быть, и клюнули бы. Даже скорее всего клюнули бы. Но ваша утка слишком долго выныривала на поверхность. За такой срок многое успело измениться: и мето ды экспертизы, и контингент агентуры, и сама вербовочная работа... И кое-кто поуми рал за это время,— добавил он загадочно.— Хотите, я покажу вам два любопытных снимка? Ситуация в корне изменилась. Игра больше не шла по нашему с Пеликаном сце нарию. Теперь игру вел Шмидт по своему собственному сценарию. Впрочем, скорее всего, он’ тоже был только исполнителем. Умным, волевым, на пористым. Но все равно исполнителем, как и все остальные, собравшиеся в комнате. Мускулы есть мускулы, а мозг есть мозг. И даже самый развитый, самый натрениро ванный мускул никогда не будет в состоянии управлять мозгом. Но это ничего не меняло. Главным было то, что он теперь диктовал мне правила игры, а я должен был приспосабливаться к его ходам, пытаясь хотя бы приблизитель но угадать, каким должен быть по замыслу авторов сценария конечный результат. — Так хотите? Вопрос был явно риторическим: не так хотел я, как он сам. Не дожидаясь моего ответа, Шмидт выложил на стол две фотокарточки. На одной из них был заснят мо гильный памятник. Я его сразу узнал, как только увидел. Эту гранитную пирамиду мы, друзья Пеликана, установили на рижском кладбище, на его могиле. После войны Пе ликана с неслыханной быстротой скосила вспыхнувшая порохом застарелая чахотка, которая потихоньку сгрызала его еще со времен Калнциемской'каторги. Второй снимок был фотокопией документа. Вернее, не документа, а домовой книги, сфотографированной в раскрытом виде. «Выписан за причиной смерти»,— про-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2