Сибирские огни № 09 - 1979

/ — Что ж, вероятно, так оно и есть... Вот видите,— обратился Шмидт ко мне,— у меня все-таки были известные основания для сомнений. Хорошо, что они не подтвер­ дились. Что-то мне. не понравилось в его тоне. До неожиданного возникновения Дузе все шло гладко, как в тщательно отрепетированной пьесе. А теперь у меня вдруг возник­ ло и стало быстро разрастаться ощущение неясной тревоги. Отчего же? — Нетрудно, видимо, вам, профессор, объяснить мне и другое.— Шмидт снова держал в руке папку с донесениями Воробья.— Все документы написаны вами на бу­ маге с водяным знаком. Вот: «Лигатнес папирс». — Вполне естественно. Именно такая бумага и выпускалась в Латвии до войны. Я чуть-чуть поторопился. Лучше было промолчать. —1 Совершенно верно! До войны, во время войны и даже после войны... Но вот что странно. Химический анализ состава бумаги показал, что в ней присутствуют ком­ поненты, которые начали добавляться на этой фабрике лишь с сорок второго. Пони­ маете? С сорок второго года — в то время, как самая поздняя из ваших бумаг дати­ рована сороковым. — Постойте, постойте, я что-то не уловлю. — Между тем все так просто! Текст на этой бумаге никак не мог быть написан раньше сорок второго года. — Но тогда получается... Ошибка... — Нет, нет, ошибка исключается! Правда, анализ очень сложный, и он стал воз­ можным только благодаря последним достижениям химии... Но... Впрочем, вот соот­ ветствующий акт экспертизы. Хотите прочитать? Я взял бумагу, надел очки. Вероятно, мне удалось сохранить внешнее спокойст­ вие, но существа дела это не меняло. Прокол! Самый настоящий непоправимый прокол! Кто мог предположить, что завоевания науки так коварно подставят мне ножку? __ И еще одно,— продолжал Шмидт, покалывая меня тоненькими иголочками своих маленьких глаз.— Любопытно, как вы объясните, такое, например, несоответст­ вие. Вот бумага, на которой напечатано распоряжение штандартенфюрера эсэс Грей- фельда относительно дела «Воробья». Она, несомненно, изготовлена во время войны, и в этом отношении к ней не может быть абсолютно никаких претензий. Но вот что странно. У нас есть другие бумаги с подобными же распоряжениями штандартенфю­ рера. Вот эта, например. Или эта... Но на них, знаете ли, совершенно другие отпечат­ ки пальцев. Ни один узор ¿папиллярных линий даже отдаленно не сходится с теми от­ печатками, которые экспертиза обнаружила на бумаге, подклеенной к делу «Воробья». Это уже и вовсе странно, не так ли? Готовили документы вроде бы одни и те же лица, печатала одна машинистка, даже машинка та же — мы установили это по особенностям шрифта. А папиллярные линии разные, абсолютно разные. Как объяснить такое несо­ ответствие? Помогите, пожалуйста, профессор! Надо было быстро принять решение. И я принял его. Но Шмидт истолковал мое молчание, как признак замешательства. — Не хотите или не можете? Тогда я помогу вам, профессор. Все эти бумаги попали в немецкие архивы не совсем обычным путем. Они были сфабрикованы в кон­ це войны, по всем данным, никак не раньше сорок четвертого года, и подложены в хранилище. Очевидно, партизанами или рижскими подпольщиками... Господин Розен­ берг, может быть, вы сумеете помочь нам разобраться? С дивана, торопливо погасив сигарету, поднялся долговязый, моих, примерно, лет, человек. Одинокая жидкая подвитая прядка посреди лысины и склоненная набок голова придавали ему смешное сходство с цыпленком. — В середине октября сорок четвертого года я, будучи начальником архивного отдела латвийской полиции...— начал он тоном, каким обычно дают показания свиде­ тели на суде. Но Шмидт оборвал его: __ Не латвийской, а немецкой! Немецкой оккупационной полиции. __ Что?.. Да, в известном смысле... Хотя некоторая самостоятельность все же имела место* I