Сибирские огни № 09 - 1979

Выгадывая время, я долго, до предела допустимого, разглядывал текст. — Так я и думал. Это провокация. Почерк не мой. — Профессор! — мой собеседник укоризненно покачал головой.— Кто осмелил­ ся бы соваться к такому известному человеку с краплеными картами? Нет, уверяю вас, игра ведется честно, по всем правилам... Вот! — Из ящика появился еще один лист.__ Страница из машинописной рукописи монографии «Стратегия компартий республик Прибалтики в борьбе за Советскую власть», с вашей собственноручной правкой... А вот и заключение экспертизы — ознакомьтесь, пожалуйста. Эксперты уверенно устанавливали полное тождество почерка на обоих докумен­ тах, несмотря на известное различие, как было сказано в акте, «вызванное разрывом во времени и незначительным изменением отдельных деталей в начертаниях букв вследствие ранения в правую руку». — Предположим,— начал я после долгой паузы.— Предположим, когда-то я дей­ ствительно подписал нечто подобное. — Не нечто подобное, а именно это. И без «предположим». Шмидт снял свои очки, и я, наконец, увидел его глаза. Маленькие, с веселыми лучиками морщинок, сбегавшимися к уголкам век, они, на первый взгляд, могли даже показаться благодушными, незлобивыми. Однако стоило присмотреться получше, как это обманчивое впечатление тотчас же исчезало. Морщинки происходили, по-видимо­ му, от привычки постоянно щуриться. А сам взгляд (^ерых, глубоко посаженных гла-’ был вовсе не благодушным, а, наоборот, острым, цепким, безжалостным. Опять перед тем, как ответить, я долго молчал. — Хорошо, пусть будет так. Но с тех прошло больше тридцати лет. Это уже дав­ но не сегодняшний день и даже не вчерашний. Это мусорная яма истории. Зачем вам понадобилось копаться на свалке? — Вы меня удивляете, профессор. Уж кому-кому, а вам, историку, должно быть хорошо известно, какие любопытные вещи попадаются иной раз среди всякого старья. Вот, например! — Он хлопнул по бумаге, лежавшей перед ним на столе.— Я думаю, вы немало отдали бы, чтобы изъять ее со свалки. — Ошибаетесь. Эта бумажка не имеет абсолютно никакой ценности. — И для вас? — И для меня, и для вас, и для всех. Да, я подписал ее, не смотрите на меня таким проницательным взором. И не осуждайте: у меня не было другого выхода, лю­ бой на моем месте сделал бы то же самое. Но она так и осталась пустой, никчемной бумажкой. Так что можете ее оставить себе на память. Я точно знал, что последует за этим, и ждал, когда же Шмидт снова полезет в письменный стол. Словно подталкиваемый моими мыслями, он сунул руку в наполо­ вину выдвинутый ящик. — Говорите, никчемная бумажка? Допустим. Ну, а это? Теперь он извлек целую папку. В ней были подшиты донесения тайного полицей­ ского агента «Воробья». О руководителе подпольной ячейки в паровозном депо по кличке «Антей». О предстоящей первомайской акции коммунистов... — Возьмите, профессор, полистайте. Память штука капризная, встряска ей по­ лезна. — Не надо,— сказал я глухо и отвел в сторону глаза.— Откуда у вас... все это? — Вы же сами сказали: со свалки истории.— Шмидт торжествовал.— Вот какие там попадаются ценности! Надо было снова выдержать долгую паузу. Толстяк в кожаной куртке ощупывал меня сбоку мутноватым взглядом выцветших стариковских глаз, похожих на две взба­ ламученные лужицы. Время от времени он проводил по сизым полным губам кончиком языка: неприметно, быстро, почти, молниеносно. Я никак не мог отделаться от ощуще­ ния, что вижу его не в первый раз. Вот эта привычка облизывать губы тоже мне по­ чему-то знакома... — Профессор молчит, профессор потрясен, профессор потерял дар речи! — сыронизировал Шмидт.— Не бойтесь, ничего страшного не произошло и, надеюсь, не произойдет.