Сибирские огни № 09 - 1979
Что это все может значить? Да и полицейский ли он вообще? Форма еще ничего не доказывает. Но уже было поздно. Полицейский захлопнул за мной входную дверь. Я находился в прихожей. Пустая вешалка, трюмо, подставка для обуви. — А теперь сюда. Просторная комната, в которую он меня привел, была буквально набита зачех ленной мебелью. Ее, вероятно, как обычно перед ремонтом, стащили сюда со всей квартиры. Горело электричество — сквозь плотно прикрытые шторами окна дневной свет пробивался лишь узенькими лучиками. В комнате было несколько человек. Все они располагались на зачехленных стульях, кушетке, креслах. Похоже, здесь шло совещание. Было сильно накурено, в пепельницах высились грязные горы окурков. Совещались? Или поджидали кого-то? Меня? Полицейский направился к человеку, который сидел против двери, в проеме между двумя окнами, у полированного письменного стола — снятый чехол висел ря дом на спинке стула. — Вот,— полицейский положил на стол мой паспорт.— Отсутствие водительских прав и превышение скорости. — Мне пришлось сесть за руль,— стал разъяснять я.— Водителю стало плохо и... — Это неважно, это совершенно неважно! — остановил меня жестом человек за столом.— Обождите в передней,— приказал он полицейскому. — Слушаюсь! — тот повернулся и вышел. Человек за столом стал меня молча разглядывать. Он был в очках. Дымчатые стекла, словно жестянки, заслоняли взгляд. А не видя глаз, очень трудно судить о че ловеке. Глаза в человеке — главное, все остальное — невыразительные, мало что гово рящие детали. Ну, короткий, словно обрубленный нос. Ну, щегольские, шнурком, уси ки, ну, твердая прямая линия рта... Этого мало, чтобы сделать хотя бы предваритель ный вывод. Одно мне стало ясно с первого же взгляда. К австрийской полиции сидевший передо мной человек не имеет ни малейшего отношения. Как, впрочем, и униформированный мотоциклист, который заманил меня сюда. Номерной знак, выбитый на его нагрудной бляхе, я запомнил. Но что это даст? Навер няка под этим номером в австрийской полиции числится совсем другой человек. Молчание затягивалось. Я не хотел заговаривать первым. — Садитесь! — предложил, наконец, он.— Разговор будет не короткий. • — Мне бы желательно завершить его побыстрее. Дочь будет ждать, волноваться. Если необходимо заплатить штраф — я готов. Если одного штрафа недостаточно, а мои объяснения вас не устроят — звоните в советское консульство. Он рассмеялся: — А знаете, как раз этого мне и хотелось бы избежать в наших с вами общих ин тересах. — Я не понимаю... — Ладно, господин Ванаг. Не будем играть в детскую игру: «Я не знаю тебя, ты не знаешь меня». — Но я вас действительно не знаю. '— Можете называть меня Шмидтом. — Шмидтом или Смитом? Брови над роговой оправой очков поползли вверх. — Почему такой странный вопрос? — Для Шмидта у вас слишком ощутимый акцент. — Да? — Кажется, я его уязвил.— А ведь и у вас тоже. — Но я не прошу называть меня Шмидтом. Он снова рассмеялся. — Что ж, вы правы. И все-таки пусть будет Шмидт, если не возражаете... Итак, как вы уже догадались, ваше появление здесь никак не связано с нарушением правил
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2