Сибирские огни № 08 - 1979
полагал, что дядя еще куда-то позовет его, пригласит, где-то будет с ним встречаться. Он надеялся, он верил. Неторопливость Кости объяснялась еще и страхом. Чутье драчливого поселково го мальчугана подсказывало ему, что колотый и царь Петр будут ждать их после ба ни. Грин^ик был паренек отважный, но он много раз видел, с какой неотвратимо стью и злостью мстили блатные своим и чужим. Костя посмотрел на морячка и порадовался, что тот все не одевался. Василий прикрыл спину коротким вафельным полотенцем и втихую от старухи-банщицы по куривал в кулак. «Мальчишку-то отпустить пора,— размышлял морячок.— Дома хватились его, наверное. Довольно таскать за собой. Занятный мальчишка, но диковатый малость... Хорошо бы сейчас с Жучкой моей поговорить о нем: кто у него отец, мать, где и как живет...». Василий крепко затянулся и, усмехнувшись, вспомнил, что теперь Жучка не его. Бывший главстаршина Ушкин впервые подумал о жене как о постороннем человеке. Поди ж ты — любили! Он ли залазил на крышу клуба и швырял оттуда Маше охапки осыпающейся черемухи? Он... Неужели это им весь курс завидовал? Им. «Да,—еще раз подумал одноногий.— Отпускать этого Гриню пора, а жалко. При лип... Ну да ничего: отлипнет. На сегодня он у меня единственный близкий человечек в мире. Хорошо бы сына такого заиметь... М-да, поздно ты о сыне размечтался, Ва силий Ушкин. Тебе пора прощально бескозыркой махать: общий привет... Весь битый, перешитый и залатанный». Морячок сидел, отдыхал, с удовольствием покуривал и с удивлением вспоми нал, что его фронтовой ярости хватило бы, наверное, чтобы встать из гроба. Он бе жал, защищался, царапался и нападал так, как будто жизнь только этому его и учила. Ему, сибиряку, привыкшему к приволью, дерзости, острому словцу, прокаленному на морозах, не пугающемуся ни тайги, ни пурги, плен был особенно тягостен и непере носим. Удивляло его сейчас другое: он выжил, а вот жизнью что-то не слишком доро жит. Отчего бы? Ему отчаянно захотелось выпить. Он даже оглянулся — не поднесет ли кто? — и тут увидел, что Гриня еще не оделся. — Ты чего голым пеньком сидишь? — раздражаясь, спросил одноногий.— Про студишься, Пора нам топать отсюда. Он подтянул костыль и стал натягивать штаны. VI Улица их встретила солнцем, кровавым как на беду. Оно давно уже подкатилось к горизонту и теперь, будто задержавшись, висело на самом краю неба, окрашивая разорванные темные облака в розово-алые тона. Полное безветрие не ослабляло крепчающий мороз. Дым из труб черными столбами тянулся кверху, намекая про хожим, что сейчас хорошо дома, за толстыми стенами. Гринчику вдруг первый раз за сегодняшний день захотелось домой. — Тебе, дядя Вася, куда? — спросил он. — Мне? Мне, Костя, хоть куда. Даже к тебе могу. — Пойдем,— обрадовался Гринчик.— Я тебя с мамой познакомлю. — Лучше, слушай, с папой. — У меня нет папы. — Ну и что? — подбодрил морячок.— У кого он сейчас есть? У меня вон, кро ме райсовета, вообще никого нету. Пойдем! Сам увел — сам и приведу. Мороз выгнал с улицы людей — она была пуста и молчалива. Эго окончатель но успокоило Гринчика: ни колотого, ни битюга он не видел. Они шли быстро: не разговаривая, и только стучавшая о застывшую мостовую деревяшка морячка нару шала вечернюю зимнюю тишину. Да еще бездомная и выносливая сибирская двор няга бесстрашно лаяла где-то в отдалении.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2