Сибирские огни № 08 - 1979

—• Ну и хорошо. Однако договоримся — без удёра. Не по форме мне снова за тобой гоняться. — Не побегу,— независимо пообещал Костя. -— Ладно,— одноногий отпустил пленника.— Вижу, что ты таракан с характером. — А ты жук,— Гринчик резал напропалую. — Кто? — морячок остановился и уточнил с непонятным удовольствием: — Жук? Ха-ха-ха! Я же ей говорил... О-хо-хо-хо-хо! Я же говорил ей... Ха-ха-ха! Он смеялся долго, громко. Прерывался и опять повторял, правда, с долей го­ речи и укоризны, сильно смешившие его и на что-то намекающие слова «я же ей говорил». Гринчик не понимал, почему его ответ так развеселил морячка, но ему было по­ нятно другое: с этим дядькой лучше не финтить и не придуриваться. Морячок успокоился, зашагал быстрее. — Слушай! — сказал он.— Зачем нам охрана? Давай ее домой отпустим, как ты? Гринчик оглянулся — Чалый плелся за ними. Тело его при ходьбе кланялось земле больше обычного, глаза покаянно блуждали. — Скачи, Чалый, домой,— то ли попросил, то ли приказал морячок,— Мы с то­ бой друг другом вполне довольны, а с Гриней у нас еще чет на нечет пока выходит. Вот отмоемся — тогда и его отпущу. Чалый кружил рядом, уходить не решался. Он ждал, что скажет ему Гриня. Кто его знает, этого инвалида? Гринчик не возражал: пускай Чалый, этот предатель, катится. Больше они с морячком не разговаривали до самых бараков, пока не услышали, как морозный воздух разрывают сотни голосов дружного, но мрачного хора. Одно­ ногий прислушался, но Гринчик уже догадался и примиренно поясиил: — Солдаты поют. — Солдаты,— согласился морячок.— Но не наши. Наши так... не поют. Пленных * мыли. Из-за поворота, прямо навстречу к ним, вытягивалась на дорогу серая колонна военнопленных. Морячок прислонился к забору. — Посмотрим? Или уже привык?! Гринчик зябко поежился. Он почти каждый день видел военнопленных: они строили один из заводских корпусов и летний театр в саду имени Кирова. Давно ужа прошло время, когда в немцев швыряли лепешками конского навоза. Теперь на них не то чтобы не обращали внимания — нет, старухи и ребятня по-прежнему разгляды­ вали немцев, но молча, спокойно. — А мне,— говорил морячок, растягивая, словно захмелев, слова,— до сих пор нравится на них смотреть. Как ходят, а? Ножка в ножку. Наши военнопленные у них не так шли — отставали. А отстал — прибьют. Хоть бога моли, хоть маму поминай — прибьют. Жалости обучены не были. — А вы... были в плену? — Был,— быстро и даже охотно подтвердил морячок.— Но, как понимаешь, не отстал. Провоевал еще год после плена. Но ты пока помолчи, малец,— оборвал мо­ рячок.— Давай посмотрим. Знаешь, мне дышится свободнее, когда смотрю на них здесь, у нас, в Сибири. Ух, хорошо! Колонна вывернула на разбитую и широкую дорогу, ведущую к строящейся ТЭЦ, и теперь серым слитным колышащимся прямоугольником надвигалась на них. Волнение, охватившее одноногого, передалось и Гринчику. Немцы пели дружно, с удовольствием, но отрывисто, как-то неожиданно, враз замолкая между куплетами. На главной улице — районном проспекте — военноплен­ ные никогда не пели: им, видно, не разрешалось. А здесь, среди бараков, на окраи­ не, на пустынной зимней дороге охотно драли глотки, подбадривая себя. Ни один немец не обращал внимания на тощего мальчугана. Военнопленные шли так, словно все, что окружало их — даже мороз и солнце,— к ним никакого отноше­ ния не имело. Казалось, их занимает одно равнение и движение, и если бы кто-то не командовал ими или не препятствовал им, то так бы, без привалов и перекуров, и прошла колонна через всю Россию до своего фатерланда.