Сибирские огни № 08 - 1979
«Неужели не знает, что я профилонил алгебру и немецкий? Не может быть, Она с утра всегда торчит в школе...» Непривычное равнодушие Марии Спиридоновны отчего-то не успокаивало Грин- чика. Он сидел за столом послушный и настороженный. Жучка вздохнула и объявила: — Кто почаевничал — тот может выходить из буфета, Гринчик,— не сделать за мечания она все-таки не могла,— не беги, не толкайся, пропусти девочек... Гринчик пропустил Меркушеву вперед и столкнулся в дверях с Натахой Чалого. Он толкнул ее в грудь, смутился и еще более смутился, когда услышал, как Натаха нежно пропела: — Костик, привет! Уже отоварился? — А га,— ответил он, не отступая и не проходя вперед. Он впервые так близко всматривался в Натаху. Плотная, веселая, с пунцовыми щеками, с глазами вишневы ми и добрыми уже потому, что он, щуплый Гриня,— кореш Чалого. «Надо же,— уди вился не в первый раз Гринчик,— у такого Чалого такая сестра. Она, небось, в друзья не набивается». — Наташка! — выплеснулось из него.— Я тут булку Чалого заныкал. Хочешь? __ Нет, Костик,__ с задевающей Гринчика мягкостью ответила девятиклассница.— У меня своя есть. А где Чалый? — На ваш «нет» наш привет! — выпалил Гринчик и выскочил поскорее в кори дор, чтобы не уточнять Натахе, где Чалый. До звонка оставалось еще минут пять. Он побежал в туалет, где обычно менялись зоски на немецкие кресты и пластинки с американскими фокстротами, а все это на марки, кроны, доллары, левы, франки и прочие деньги, которые не только в заводском поселке, но и, возможно, во всей Си бири нельзя было истратить и превратить, например, в грецкие орехи или сгущенное молоко. Здесь, в школьном туалете, многие из ребят утоляли свой эстетический го лод и проходили первые уроки послевоенного коллекционирования. Гринчик обменял зоску Чалого на крест, покрытый потрескавшейся белой эмалью, и на погоны, как ему сказали, капитана абвера. Здесь же терся и длинный парень, которого он часто видел рядом с Натахой. — Что она нашла в нем? — спросил себя Гринчик, глядя на парня, и со снай перской точностью пустил в него заготовленную еще в буфете жвачку. Парень взвился. — Не я, не я! — заталдычили ребята, подхохатывая. , В класс Гринчик вошел уже со звонком. Он сел за парту к перепуганной Свет ке Меркушевой и ласково прошептал: — Что там по истории, инфузория? Травани маленько, пока Жучка не пришла. — Война Алой и Белой розы. — Чего? Про Жанну д'Арк, что ли? — Да нет, Гринчик,— затараторила Светка, обремененная знаниями.— Это в Анг лии было. Там тридцать лет воевали ланкастеры и Йорки. Бароны... — Ничего себе — тридцать лет... Не врешь? — Не вру,— оторопело оправдывалась Светка.— Посмотри — вот даты. Гринчик знал, что Светка не врет, но все-таки ему казалось невозможным воевать тридцать лет. Наша война, подумал он, всего четыре года шла — и то чуть с голоду не попухли. В любом доме или убили кого-то, или калекой сделали. — Каждый день воевали твои ланкастеры? — спросил Гринчик у классной от личницы. — Не знаю...— Светка призадумалась. — А чем воевали? Светка опять не знала. __ Эх ты, инфузория,— укорил Гринчик,— в самом главном не петришь. Тебе не про войну учить, а про тычинки и пестики. Пиками и мечами можно сто лет вое вать. — Дети! — властно сказала Мария Спиридоновна.— Прекратите разговоры. Она помолчала, дожидаясь полной тишины. Строгий взгляд, откинутая назад го лова с тощим пучком волос, напряженный рот — все в Жучке призывало к послуша*
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2