Сибирские огни № 08 - 1979

А пока надо было собираться в школу, где, как часто кого-то цитировала мать, легче всего подбирать знания. Увы, они плохо подбирались, «Подбирать... Что они, как гильзы, что ли, на земле валяются?! Или как наши подарочки». Елки-палки! Как он мог забыть? Последний сюрприз они с Чалым подкинули перед домом с аркой, чуть в стороне от дороги, чтобы он не сразу в глаза бросал­ ся. Но и чтобы не затерялся. Рассчитывали на любопытного хозяйственного мужичка или глазастую бабу. Упаковкой на сей раз служила коробка из-под конфет, съеденных еще до войны. В коробку насыпали песку, всунули назидательную записку, а сверху песок и записку прикрыли тонким шелестящим листком бумаги, выдранным из энциклопедии. Затем Чалый завернул коробку в газету и перевязал ее голубой лентой. — Бантик сделай,— приказал Гринчик,— так лучше на подарок походит. Вчера, вспомнил Гринчик, они с Чалым два часа толклись за углом, поджидая жертву. Но зря: на подарок никто не обращал внимания. Чалый подпнул коробку поближе к дороге. Тщетно... Гринчик оделся, умылся, в минуту съел омлет из сохранившегося американского яичного порошка — на заводе им одаривали к праздникам (мать коротко пояснила: «ленд-лиз»), выпил стакан чая, приторного от сахарина и очень горячего, сунул в карман ржаную краюху, побросал в портфель тетради и учебники. Мать уже уходила. — Не опаздывай,— сказала она и улыбнулась.— Да, Котюша, ты мне давал обя­ зательство: прочесть «Евгения Онегина». Пора знать такую книгу — большой уже. Если бы отец видел...— Мать вздохнула, словно впервые понимая, что отец никогда не сможет увидеть, какой у него сын. — Конечно, мама,— заверил Костя. Мать ушла. Костя откинул матрац, вытащил из-под него зоску, оделся и выско­ чил из дома в приподнятом настроении. Но уличный холод, легко пробивший старую толстовку с пришитым к ней собачьим воротником, испортил настроение. Гринчик поежился. Полуторки, студебеккеры, эмки и джипы с зажженными фарами еле ползли по дороге. Свет от машин вырывал из серо-сизого воздуха то толпу людей, тянущихся к заводу, то мостовую с выбитыми булыжниками, то деревья, покрытые куржаком. «Первый — немецкий, второй — алгебра,— колебался Гринчик,— лучше бы про­ пустить... По алгебре я ни бе, ни ме... Если матери скажут, сколько пар я нахватал и уроков пропустил, то выдерет как пить дать». Однако расплата если и не пугала Гринчика, то все-таки беспокоила. И потому он решил идти к первому уроку. Перед школьными воротами томился Чалый. — Костя! — крикнул он Гринчику.— Привет. Знаешь, какая штучка у меня фар­ товая... Смотри. На драной варежке — из нее выглядывал большой, в ссадинах, грязный палец Чалого — лежала новенькая зоска. Белая шерсть, любовно разглаженная, образова­ ла ровную чашу, посаженную на идеально отполированную плоскую свинчатку. «Господи ты боже мой! Забери меня домой!» Зоска была блеск, чемпионская, но Гринчик ничем не выдал восхищения, он да­ же зевнул. — Да ты посмотри,— заорал Чалый,— как она летает! Он подбросил зоску и три раза ударил по ней ногой. Зоска не отклонялась, не кувыркалась, падала на валенок плашмя, отвесно, строго по прямой. — Хочешь, дам тебе сто форы? — сказал Гринчик. — Ско-о-лько? — Сто. — Не-а,— засмеялся Чалый,— сто — мало. Ты такой зоской за раз триста на­ бьешь. Давай двести форы — сыграем. До пятьсот. — Ты, Чалый, гангстер,— вспыхнул Гринчик,— Люби свою зоску, как гробовую доску.