Сибирские огни № 08 - 1979
Ответ на этот вопрос я получил, когда пролетка с поднятым верхом — здесь тоже шел дождь, как и в Риге,— проехала по главной улице города. Дворники под надзором полицейских остервенело соскребали со стен лозунги, нанесенные красной краской с помощью самодельных трафаретов: «Да здравствует Первое мая!», «Долой фашистскую диктатуру Ульманиса!» Превосходно!.. Я ликовал. Подпольщики провели первомайскую акцию раньше обычного и оставили охранку с носом. Вот она и бушует, нанося удары вслепую. Везти чемодан прямо к месту назначения в такой ситуации рискованно. Я при думал другое. Остановил извозчика возле дома, на одном из окон которого увидел прямоугольный белый листок. Он означал, что здесь сдается комната. Встретила меня совершенно высохшая древняя старуха, похожая на ожившую мумию. Голова у нее тряслась, руки дрожали, и вообще было непонятно, каким образом она еще держится на земле. Тем не менее мумия проявила вполне деловую хватку, содрав с меня пять латов в качестве задатка за клетушку, которую ,я вовсе не собирался снимать. Она словно почуяла, что мне нужно лишь на несколько часов оставить здесь чемодан, и извлекала из этого свою выгоду. Теперь, освободившись от опасной ноши, я обрел на время свободу действий. Прежде всего нужно было понюхать воздух возле домика сапожника Казимира Ковальского. Именно здесь помещалась явочная квартира, куда поступала нелегаль ная литература, прежде чем начать свой сложный извилистый путь в подпольные ячейки города. Пехотная улица, больше похожая на деревенскую , как обычно, пустовала. Здесь жила городская беднота, главным образом,— сапожники, работавшие на дому для больших фирм. Некоторые, в том числе Ковальский, подрабатывали еще и на по чинке обуви. Только клиентов у них было немного. Обитатели соседних улиц, эконом» сантимы, чинили свои башмаки сами, а более состоятельным горожанам сюда было слишком далеко. Казимир Ковальский еще зимой отправил свое многочисленное семейство под кормиться на хутор к родственникам, а сам занялся домиком, отделав его как кар тинку. Мастером он был великим, работал с любовью, и неказистое, сколоченное из чего попало жилище преображалось с каждым днем. Резные ставеньки, налични ки, даже петушок на крыше... А когда он взялся за забор, старательно отделывая каждый колышек, и к его домику стала сбегаться падкая на зрелища ребятня со всей округи, неожиданно забеспокоился Пеликан. — Так не годится! У тебя явочная квартира, а не выставка. — Так что, по-твоему, я должен теперь жить, как в конюшне? — Ты не должен привлекать к своему дому внимания. Разговор происходил при мне, на той неделе, когда мы договаривались о пред стоящей поездке в Ригу. Но, видно, трудовой пыл Ковальского не охладился. За эти дни он приладил к своему новенькому ярко-зеленому, с гранеными ликами верху шек частоколу такую же ярко-зеленую калитку с замысловатой щеколдой. Калитка эта и успокоила меня окончательно. Я вошел в дом. И сразу, еще в сенях, понял, что попался. — Проходите, проходите,— ухмыльнулся носатый, с усиками под Гитлера, поли цейский, появляясь из своего убежища за дверью .— Вас уже ждут — заждались! В просторной комнате, которая служила Ковальским и мастерской, и кухней, и столовой, а по ночам еще и спальней для младшего поколения, на низких сапожных стульчиках с кожаными ремнями, приколоченными к раме крест-накрест, сидело двое в штатском. Густым облаком висел табачный дым, из чего я сделал заключение, что они здесь давно — сам Ковальский не курил. — Вот! — радостно доложил полицейский.— Явился! И сразу вышел. Караулить следующего. — Ага! — Один из двоих, коренастый, с приплюснутым, как у боксера носом, резво вскочил на ноги.— Кто такой? К кому?— Его маленькие невыразительные сви ные глазки впились в меня злыми буравчиками.— Ну! — Человек. Гражданин Латвийской республики. Звать Арвид Ванаг. Пришел к сапожнику, А вы кто такие?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2