Сибирские огни № 08 - 1979
7 [1891 г., июнь, между 19 и 22, Томск] Счастье мое дорогое, Надюрка! И почтовой станции близко нет, а все-таки сажусь писать тебе. Да, по мере того, как знакомишься с Сибирью, она начинает обрисовываться рельефнее. — Мужик сибирский «опытнее» российского. Вот слово, которое слышишь сплошь и рядом от здешних крестьян, когда Ьни силятся сделать разницу,— «опытнее». И этим много говорится. Трудно отдать себе ясный отчет, но чувствуется действительно, что во многих отношениях он целой го ловой выше российского. Во-первых, он богаче значительнее, обставлен обеспеченнее — земля неделённая, то есть захватывай какую знаешь, лес даровой — значит твердая почва под ногами уже есть, отсюда уверенность и довольство. Он всегда был свободен, и это чувствует ся: он самостоятельнее и независимее. Он слыхал о барине, но видел его или издали, или в положении, когда он перестал быть барином,— сосланного [...] Замкнутости в себе, дипломатии русского мужика и помину нет: он откровенен и добр душою , говорит о таких вещах, о каких наш и не подумает толковать с барином. К дороге у них громадный интерес. И не потому, что там из этого выйдет, а как и где именно ее вести. Какое место удобно, какое нет. До поздней ночи они толкуют рядом с моей комнатой, где ее и как надо. Они очень самолюбивы, не хотят ударить в грязь лицом, и поэтому что бы кто ни говорил, а в конце концов каждый говорит: — Ну вот я это же и говорю [...] Теперь уже установилось, что после их дебатов я выбираю самого толкового, и он идет со мной. Это большая честь, и они гордятся. Быть выбранным — значит быть признанным умным, знающим мужиком. Попадают и богатые, больше бедных, но, конечно, всегда дельные в этом отно шении и с искоркой. Так, первого я взял из толпы, когда он, говоря о направлении, в споре с другими дошел до фразы : — А я вот на все свое жалование (50 к.) об заклад пойду, что так,— пропадай мой день. — Хочешь со мной? — спросил я. — Так что.., — Веди. Это произвело большой эфф ект в толпе, споры смолкли, Алексей сконфуженно, но уверенно выступил вперед, прокашлялся и проговорил: .— Айдате. Он с честью исполнил свою миссию и получил выигрыш на руки. Мы идем и в свободное время разговариваем. Я, все я. Я говорю о Ермаке Тимофеевиче, говорю о значении дороги, привожу парал лель, которая доходит до сравнения его с Ермаком. — Дорога выстроится, уйду я и забудете обо мне, а из рода в род в деревне пойдет, что Алексей указал ей путь. Алексей откашливается, и в нем загорается огонек вечности, и он сосредото ченно всматривается в туманную даль времени, вероятно, видит в ней среди своей деревни свою фигуру и лучшее, что в нем есть, просыпается, он становится чуток и понимает то, что при обыкновенной обстановке не понял бы. Мы говорим о политике, истории. Я говорю о значении для них царя, об ослаблении духа в крестьянине к царю, освещаю связь историей, говорю о Сусанине и слышу от него чудные вещи. Наш государь здесь крупный помещик, мы идем по кабинетским землям *, и крестьянам безвозмездно отданы и поля, и леса, и все земли. Они платят оброк по 8 р. с души, и всё их.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2