Сибирские огни № 08 - 1979

6 19 июня [1891 г., Колывань] Счастье мое дорогое, Надюрка! Ну вот я и в Колывани, осмотрел всю линию, знаю, куда и как идти, и завтра выступаю. Бог даст, в этом году все кончим, а я самое позднее выеду 1 сентября к тебе, мое счастье, если господь поможет. , Веду маленький дневник, который, когда тетрадь заполнится, вышлю тебе, В общем Сибирь не производит никакого впечатления или, вернее, не произво­ дит того, какое привык связывать с понятием о Сибири. Всех этих черных и белых медведей, непроходимых дебрей, разных народностей в их национальных костюмах, оленей и пр.— ничего нет. Те же самарские места или Уфа-Златоустовские. Если лес, то порченый,— то рубленый, то опаленный,— а то полянки, больше с перелесками — береза, осина. Хлебопашество и земли сильные, без удобрения. Много полей. Возят хорошо, верст по 16 в час. Почтовые станции, вид городов, характер всей Сибири — Россия времен Николая Павловича Вспоминается что-то далекое-далекое, смутное, с таким трудом вспоминаемое, что кажется другой раз, что просто во сне когда-ни­ будь видел или в какой-нибудь другой жизни. Сибирь можно назвать царством казны. Казенный человек — все. Ему и книги в руки, и честь, и место: все остальное так что-то. Печать казны на всем. Это наружная, так сказать, Сибирь. Под этой первой оболочкой присматриваешься и видишь, что ко­ пошится замкнуто, самобытно вторая Сибирь — коренная — коренные жители купцы и крестьяне. Эти коренные очень гордятся собой, с пренебрежением относятся ко всему русскому, интеллигенция их называет — весь пришлый элемент — навозным, а простой народ говорит «дура Рассея». Глупая самодовольная баба дергает своим толстым брюхом и пренебрежительно говорит: — Известно, из дуры Рассей чего путного дождешься. Но гордиться коренникам в сущности не из чего. Невежество сплошное, кула­ чество в страшном ходу, и сила их в невозможной эксплоатации разных народностей. О стяк, бурят и все остальные — споены, развращены своими эксплоататорами до пос­ леднего. Приисковое дело стоит на невозможной эксплоатации рабочего, пушной про­ мысел на спаивании, и все в таком роде. АЛужик с гордостью заявляет, что у них «земля неделённая», то есть ее столько, что паши кто где хочет. На первый взгляд, благодать, но, вникая, видишь другое. Отдувается голь, не сеющая и живущая заработками. Они должны платить столько же, сколько и тот, кто сеет. — Так ведь он не сеет? — А кто ему не велит? — Ты же на его земле сеешь — ты и плати за нее. Если б она, земля, была делён­ ная — он бы свою часть продал бы и внес повинности, а ты захватил ее, а он за тебя плати. И все так построено, что от неимущего и последний талант отнимается, а иму­ щему прибавляется. За этой коренной Сибирью идет вольная, бродячая Сибирь: переселенцы, посе­ ленцы и беглые — бродяжки, как их здесь называют. Последние уже переход между человеческим населением Сибири и обитателями тайги и тундры: медведи, сохатые, волки, белки, лисицы и пр. зверье, которыми кишит Сибирь. По дороге масса подвод — взад и вперед: это неосевшая Сибирь, бродячая, переселенцы — на законном основа­ нии. Бродяжки редко показываются на трактах, но встречал их в тайге (густой лес), по проселочным, едва заметным дорожкам. Народ крупный, видный, за плечами целый тюк всякого скарба, цветные рубахи — грязь на них, ноги в лаптях, лица обросшие, глаза...2