Сибирские огни № 08 - 1979

— Ребятишки у меня к собаке при­ выкли... — Рука не поднимется. Это все одно, что в человека...» Шахта приводит и к другим экологиче­ ским сдвигам. Меняется отношение людей к природе. «Цветов тут уже никто не за­ мечал, привыкли к ним и не жалели, сту­ пали по ним сапогами». Скудеет тайга, из нее исчезают звери и птицы, а лес без зверья, как замечает Иван Машатин, «не лес, а древостой». Он с горечью убеж­ дается, что сын Сережа равнодушен к ле­ су и не будет продолжателем охотничьей фамилии Машатиных. Ему несладко оста­ ваться сторожем сомнительной избушки, где в дни отдыха развлекается кое-кто из рудничного начальства. Так драма экологическая оборачивается человеческой драмой, проходит через сердце героя повести. Его конфликты с братьями Овсянниковыми, председателем рудничного комитета Ситниковым отража­ ют драматизм человека, преданного свое­ му краю, своей тайге, его неприятие лю­ дей, которым все это безразлично. «Облава» — еще один сигнал об эколо­ гическом кризисе и его неожиданных, пе­ чальных для человека последствиях, и в повести проблема эта повернута новой гранью, зорко подмеченной талантливым писателем. Среди публикаций альманаха за прош­ лый год следует особо выделить «Алтай­ ские дневники» Александра Яшина, поме­ щенные под рубрикой «Целине 25 лет». Поэт российского Севера, по уши влюблен­ ный в свою Вологодчину, Яшин едет в 1954 году за многие тысячи километров — в Си­ бирь, на Алтай, туда, где в это время за­ тевается гигантская битва за хлеб, за освоение целинной земли. Едет не по чьему-либо заданию, не в командировку, а по внутренней необходимости — быть там, где передний край, подобно тому, как в годы войны он шел добровольцем на фронт. Неофициальность положения Яшина на земле целинной имела свои преимущест­ в а — люди были с ним откровеннее, ему удавалось видеть многое, что лицу с «ман­ датом» было не всегда доступно. «Всех, видимо, устраивает, что я не корреспон­ дент»,— замечает он вскоре после при­ бытия. «Алтайские дневники» — по существу це­ лая книга, книга о первых шагах на цели­ не и, в то же время, книга о самом поэте. Слова Маяковского из его автобиогра­ фии: «Я поэт, этим и интересен» — часто трактуются, как только этим и интересен. И, может быть, именно такое значение придавал им автор. Но они вовсе не озна­ чают, что Маяковский видел в каждом поэте только поэта и исключал важность других проявлений его индивидуальности. «Поэт и в жизни должен быть мастак!» — восклицал он, утверждая значение лично­ сти поэта. Алтайские записи Александра Яшина нигде не акцентируют личностное начало, но, может быть, помимо воли их автора, перед читателем незаметно выри­ совывается облик не только поэта, но и обаятельного человека. «Письма и дневники отошли в прошлое. Они — достояние старомодного и чуть- чуть неуклюжего XIX века»,— заметил не­ давно поэт Владимир Цыбин. Как это несправедливо, неверно! И яшинские днев­ ники целинного года превосходное тому доказательство. Дневники свидетельствуют: Сибирь той поры, когда на ней сосредоточилось вни­ мание всего народа, стала для Вологжани­ на своей родной землей. Главное в днев­ никах — работа, труд людей, которых мы сейчас с глубоким уважением называем первоцелинниками. Дневники отражают все, порой причуд­ ливые, перипетии первого-целинного сева, со всеми его особенностями, трудностями и удачами: «28 мая. В районной газете «Ленинская искра» объявлено об оконча­ нии сева по всей Гилевской МТС, и всё — в 12 дней! Сеяли же гораздо дольше, и план еще не выполнен, не посеяна пол­ ностью даже пшеница». Что же это такое? Показуха? Нет, дело много сложнее. Ока­ зывается, тут «тройная бухгалтерия», есть план государственный, есть краевой, рай­ онный и даже колхозный. Сеют минимум 20 дней, даже если «минусировать», как говорит Киян, дни дождей. «Минусируем!», «Плюсируем!» Яшин не только наблюдает и записыва­ ет, но и садится за руль трактора, гото­ вится к сдаче экзаменов на тракториста. Вместе с механизаторами он переносит все тяготы полевого быта и, лишь попав в больницу, сознается себе: «Я, конечно, авантюрист, не щажу себя. Все еще ка­ жется, что я в комсомольском возрасте» (15 июня). В том 1954 году он написал стихотворение «Тянет в простор полей», где есть и такое признание: Хочется самому Тяжесть весны изведать Там. где в пыли, в дыму Делается победа. Где и моя целина Вспашки ждет и расцвета... Так принимай, весна. Пахаря и поэта! А как проявляется глубинная народность поэта в такой записи: «Доработал стихо­ творение «В ночную смену». Был так до­ волен им, что даже прочитал дедушке и бабушке. И — так выразительно я, на­ верное, еще никогда не читал. Дед уми­ ленно с к а з а л :— Хорошо, складно!» Ста­ рики, ночной сторож МТС и его жена, в домике которых квартировал поэт, ста­ новятся первой аудиторией, которой он поверяет новое стихотворение. В «Алтайских дневниках», как в стихах поэта, постоянно ощутимо не покидавшее его чувство ответственности за все про­ исходящее. Только здесь оно высказано прямо, без недомолвок. И не только каж­ дому писателю, но и каждому человеку следует помнить и постоянно повторять себе слова, коими завершается публика­ ция: «Конечно, история спишет многие из наших недостатков. Наши тридцать с чем-