Сибирские огни № 08 - 1979
За внешней корректностью он прятал откровенную насмешку. Рекстин уловил обидную интонацию. — Вы ничего не понимаете в морском де.ле, а беретесь рассуждать,— посуровев шим голосом отвечал он.— Мы должны облегчить положение парохода. — Хорошо, хорошо, капитан. Помо жем,— сгладил напряжение Звегинцев.— Не будем браниться. Когда оскорбленный и раздосадованный Рекстин вышел из салона, а Лисовский громко сказал: «Очередная глупость наше го капитана!», генерал не поправил его и этим как бы признал правоту. Офицеры не торопились выходить на хо лод и ветер, на помощь команде, хотя и понимали, что рано или поздно им придет ся участвовать в общих спасательных ра ботах. Лисовский выскочил было наружу. Отсю да хорошо слышались удары ломов внизу и треск осыпающегося льда. Ветер гнал с этими звуками лохматые нити снега. Белы ми стрелами они вонзались в стекло про жектора над рулевой рубкой. В салон Лисовский вбежал, вздрагивая от холода, хлопая себя по бокам. — Ох и метет, скажу я вам! Пойдем или позже? Ему не ответили. *1” Отстояв вахту у раскаленной топки, не легко на морозе и ветре пробивать лед. И все же кочегары работали с азартом, особенно первые часы. В околке льда они искали тот ритм, который выработался у котлов, когда можно бросать в огонь уголь лопату за лопатой, а думать о чем угодно. И здесь важен был ритм. Но найти его оказалось не просто. И мороз невелик, а вот ветер... За соленой шуткой кочегары прятали ус талость, но вскоре смолк смех, и все вы теснило угрюмое, тягучее молчание. Лица у многих прихватило морозом, обветрило. Заматывались шарфами, но тогда было не продохнуть. Кочегары еще держались — им не привыкать. А стюарды, телеграфис ты, электрики, пассажиры сразу выдохлись, заметались между майной и обогревалкой на палубе. Ян Сторжевский, выбившись из сил, еле поднялся по трапу. Упал на скамейку, рас стегнул пальто, никак не отдышится. Доктор, принимавший у Аннушки роды, высокий, грузный, вместе со всеми колол лед. Тоже выдохся, тяжело, со свистом дышал. Но и тут не забывал о своем долге. Принес саквояж, извлек из него бутылочку с нашатырем, покапал на ватку, сунул под нос Сторжевскому. Длинными белыми пальцами потер ему виски. Через час вышли из строя и оказались в обогревалке все пассажиры. Женщина, замотанная в платки, словно в кокон, в прямоугольной оленьей шапке-поморке, не переставая стонала: — Ох, ох, что ж такое деется? Ой, серд це... Ой, помираю... Конец мне... Воздух в обогревалке сизый от духоты, но ни иллюминатор, ни дверь не откры вают, боясь холода. Он и так сочится через какие-то щели, ползет по низу, по ногам, обметав изморозью дверь. В углу старик с широкой бородой, за крыв глаза, бормочет: — Господи! Шевельни токо пальцем — и льды расступятся. Шевельни, господи, чего тебе стоит? Господи, помоги своему вер ному рабу! За их грехи и мне конец? Где ж твоя справедливость, господи? Откуда взялись на пароходе эти люди? Как им удалось уйти в рейс, который архангельские власти держали в строгом секрете? Разными путями попали они на борт, и ни про одного не скажешь в от крытую. Разве только врачу нечего скры вать. Он мурманчанин, приехал в Архан гельск за медикаментами, а тут красные начали наступление и перерезали желез ную дорогу. Осталась одна надежда на пароход. Но кому было дело до врача с его заботами? Почти каждый день он мы кался в коридорах гражданского департа мента Северного правительства, умоляя дать ему место на любом судне, идущем в Мурманск, но все тщетно. Судьба столкнула его в этих коридорах с Рекстиным. Капитан задал один вопрос: — Роды принять сможете? — Я восемнадцать лет практикую! — воз мутился доктор. — Ждите здесь. Я буду делать вам про пуск^ Никаких вопросов! Вопросы только в море. Понятно? — Понимаю,— млея ' от предчувствия добрых перемен, пролепетал доктор. Значительно проще сложилось у тетки, убиравшей в портовской конторе. Как-то начальник охраны порта, глядя в потолок, небрежно бросил: — Ты плакала — дочь в Мурманске. Тут кое-что предполагается. Можно и помочь, только трудно... На другой день, без всяких документов, провел на «Соловья Будимировича», за крыл в кубрике на твиндеке, где уже си дело на узлах несколько человек. — В море отопрут. А сейчас терпите. И вот общее несчастье объединило этих разных людей. Сомлевшая тетка в оленьей шапке, которую чуть не волоком доставили в обогревалку, прислушивалась к бормота нию богомольного бородача, вмешалась в его молитву: — Не трави душу. Нельзя нам помирать. Меня ждет дочка с дитем. Да я пешком пойду!..— С каждым словом к женщине возвращались силы. Она лежала, а тут усе лась и с вызовом обратилась к матро с а м :— Вы, граждане-моряки, чего натво рили? Есть у вас совесть? Застряли, и ни с места! А время идет. Я ж за место на пароходе золотое колечко и серьги отда ла. Думала, быстрее в Мурманск попаду. Выходит, один омман? Ну, попадись тот гаврик! Глаза гужопаю! , — Умолкни, женщина! — властно пере бил ее врач.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2